Багратион жестом усадил Тучкова и снова встал.
– Ну, что, господа. Дело, порученное государем, мы справили отлично. Рассчитывали на долгую тяжёлую войну, а получилось словно в сказке. Потери ниже всех ожиданий, а войско вражеское здесь и осталось, что просто превосходно. С чем я вас всех и поздравляю. Чины, ордена да иные отличия за государем не останутся, так что всем составить сводные донесения, по своим людям, и до завтрашнего вечера представить в штаб. И напоминаю, что через три дня торжественный парад и приём у губернатора Таврической губернии, всем старшим офицерам и выборным от солдат и унтеров быть по параду, в Сословном собрании, а для офицеров будет отдельный пир, на Храмовой площади.
Пиры и балы Горыня не любил, но тут был совсем особый случай, так как жёны, находившиеся здесь же, непременно желали посетить губернатора, к каковому визиту княжич прилагался в виде статусного аксессуара.
Добирались в двух каретах, хотя от бывшего дома купца Орешкина до собрания было всего метров двести, но положение в обществе не предполагало пеших прогулок.
Одетые в лёгкие воздушные платья разных цветов, Анна, Катерина, Анфиса, Любава и Лиза степенно, словно королевы, прошествовали в зал и под звонкий голос распорядителя бала, объявлявшего титулы и звания, вошли в распахнутые двери бального зала.
Вопреки ожиданию Горыни, зал оказался вполне достаточным, чтобы вместить более пятисот гостей, так как был построен в виде огромной, мощённой отполированным камнем площадки, накрытой лёгкой крышей из стали и цветного стекла. В центре, на небольшом возвышении находился оркестр, и звуки музыки достигали самых удалённых уголков зала, примыкавшего к зимнему саду, прогулочной галерее и парку.
Поздоровавшись с губернатором Тавриды милейшим Степаном Аркадьевичем Оболенским и пройдясь в туре вальса поочерёдно со всеми жёнами, Горыня уже хотел сбежать в парк, как был отловлен Багратионом и приглашён за стол с другими генералами, где уже кипело дружеское застолье.
Все уже знали, что Горыня Стародубский практически не пьёт, поэтому наливали ему лишь сильно разбавленного вина. Но чарку, за победу русского оружия, выпили традиционной столетней медовухи, которой хлебосольный хозяин выставил победителям.
Много было разговоров о прошедшей кампании, поминали погибших и чествовали отличившихся, но Горыня всячески избегал принимать славословия в свой адрес, переводя поздравления или на непосредственных исполнителей, или на заслуженных командиров. Денис Давыдов, заметив это, попенял Горыне:
– А вы, княжич, совсем не честолюбивы, я погляжу.
– Нет, Денис Васильевич. – Стародубский улыбнулся. – Да и действительно моей заслуги в победе немного. А вот солдаты да офицеры, те, что в окопах находились, те – да. Полной мерой заслужили сегодняшний праздник. Тем более что у меня к войне отношение как к работе. Опасная, грязная, но необходимая работа. Но самая важная часть её всё равно будет делаться на заводах и фабриках. Вот вам, Денис Васильевич, понравились новые автоматические карабины?
– Ну так. – Командир корпуса пластунов довольно подкрутил ус. – Не оружие – мечта! Всё по уму сделано. И жилетки эти, с магазинами, и вообще всё.
– А знаете, что для того, чтобы вас всем этим вооружить, сколько людей ночами не спало. Ведуны, конструкторы, мастера, простые рабочие… Мы пока пружинную сталь нужную сделали, под тысячу пудов хорошей стали угробили. Ведуны князя Васильчикова от меня уже шарахаются, а сталевары, что с Урала выписали, так те вообще смотрят волком.
– Ну, это мы поправим. – Давыдов жестом подозвал отирающегося рядом адъютанта. – Сергей Иваныч, запиши-ка, как будем в Москве, посетить заводы князя Кропоткина. Расскажу им, для чего стараются. А то ведь и не знают, поди.
– Да и я, пожалуй, присоединюсь. – Тотлебен подмигнул Горыне. – За пушки ваши, да за щиты противоосколочные, да за многое другое…
– И за пулемёты, – подал голос князь Андронников, приподняв чарку с вином.
– И за ружья дальнобойные с телескопами, – добавил генерал Бебутов. – Знаете, господа, у меня есть унтер один. Заслуженный воин, уже третью кампанию со мной. Так вот он особым образом попросил меня достать ему такой штуцер, и мои интенданты, да, расстарались. Пять штук выменяли. Вроде игрушка такая, вида, конечно, престранного, но лёгкая, удобная. Ну, пусть его, думаю. Воин хороший, чего бы не уважить. Тем более что не вина да девок требует, а оружия. А как пошли на нас англы, так эти архаровцы впятером сначала перебили офицеров, затем взялись за унтеров и сержантов, а на расстояние выстрела они подошли уже не армией, а, право, словно толпой баранов. Боюсь, Александру Васильевичу Суворову придётся пересмотреть фразу «Пуля – дура, штык – молодец». – Бебутов огладил усы. – Такая вот диспозиция.
– Ну и я внесу свою гривну. – Генерал кавалерии Пётр Александрович Чичерин вынул из кармана кусочек смятого в лепёшку металла тёмно-серого цвета. – Вот вроде простая вещь. Жилетка эта, что приказом государя каждому командиру от лейтенанта и выше положена в постоянную носку, под форменным камзолом. Ну ерунда вроде. И жарко в ней, и вообще неудобно. Но вот словил я грудью пулю, и лежать бы мне сейчас в мертвецком обозе, но отделался синяком да руку поломал, когда с лошади падал. Лекари поправили всё за день. А жилетки эти, как мне доложили, опять авторства Горыни Григорьевича. Так что я ваш должник, княжич. – Чичерин встал и поклонился Горыне.
– Да тут гривной не откупиться. – Тучков взял в руку и внимательно осмотрел пулю и с каким-то сталинским прищуром посмотрел на Горыню. – Знаете, княжич. Лавры князя Кропоткина, конечно, велики, но думаю, выражу мнение всех здесь сидящих, что нам, как боевым генералам, важно, что вы – не только великий разумник, но и военный человек, всей душой радеющий за армию. Так что примите нашу благодарность. – Тучков встал с чаркой, и сразу же его примеру последовали другие генералы. Встал и Горыня, которому, конечно, было очень приятно, что такие люди, герои и полководцы оценили его вклад в победу.
– Княжичу Стародубскому Горыне Григорьевичу – славься!!!
– Славься!
7
– А слыхали, вчерась в пороховой избе что-то напутали с составом?
– Да весь город слышал!
Из разговора на рыночной площадиБольшой Совет французской Академии ознаменовался грандиозным скандалом, происшедшим между Андре Ампером и маршалом Луи Давом, в ходе обсуждения перспектив воздушного флота. Господин Ампер, категорически не приветствовавший создание летающих аппаратов тяжелее воздуха, был жестоко высмеян маршалом, попавшим под воздушную бомбардировку русских аэропланов в Констанце и выживший лишь чудом, тогда как его штаб и все сопровождающие лица погибли.
В запале спора Андре Ампер предположил, что полёт русских машин мог быть объяснён лишь с помощью колдовских сил, которые он, как учёный, рассматривать не может, и предложил маршалу
