И они посмотрели. Вечером, на привале.
Маленькая светловолосая девочка держит в руке зеленый кристаллик. Они у нее получаются, хотя давно уже не получались ни у кого. Ее научил прадедушка. Он многих учил, но вышло только у Нилы. Она знает, что этот кристаллик даст ей удачу в любом деле, какое бы ни задумала. Она всегда хотела красивое платье, как у соседской Маришки. И хотела, чтобы яблоки в саду у мамы росли большие-пребольшие, а не крохотные, словно вишни.
Но сильнее всего она хотела, чтобы прадедушка еще пожил немного. А то чего это он? «Наконец-то кристаллы ожили, можно и умереть». Как же это так?
И Нила жгла кристаллы один за другим, пока еще они поддерживали жизнь прадеда… А потом заболела любимая собака. А потом друг подросшей Нилы едва не остался без ноги. Он не знал, почему нога чудом зажила, он вскоре и думать забыл о Ниле, но она ни разу не пожалела о сделанном. А потом брату понадобилась удача в трудной дороге. Он справился, но Нила за это время разбила оба колена и долго хромала. Она могла бы быстро залечить ноги, но старушка-соседка вдруг ослепла… А еще вдове с соседней улицы было нечем кормить детей – перемерли все цыплята…
Она не знала, как именно, но раз за разом чувствовала, где именно нужны ее кристаллы.
А яблоки в саду так и остались не больше вишен. И платьев красивых у Нилы никогда не было.
И все, что она могла, – выращивать зеленые кристаллы. Но их никогда не хватало на всех, кому так хотелось помочь.
Тома вскочила на ноги:
– Я возвращаюсь.
Дым хмыкнул, тоже встал и заглянул ей в глаза.
– И чего это ты удумала?
– Она же их всех спасает. А они… Они ее ни в грош не ставят! Зовут невезучей. Да они же не разумеют, кто она, что делает для них. Они же не знают ничего!
Тома лихорадочно затолкала в дорожный мешок подаренное Нилой одеяло, запихала в котомку остатки скромного ужина.
Дым покачал головой, скрестил руки на груди.
– А ты, значит, придешь и все это им на голову вывалишь, да?
– Они должны знать! Они должны все знать! – Тома была готова расплакаться.
– Счастье мое, – Дым приобнял ее за плечи, – вспомни, о чем ты спросила Нилу, когда узнала о стеклах удачи?
– Не может ли она закончить… Стой! Ты же спал! Ты беспамятный был. Ты не мог слышать!
– Беспамятный не беспамятный, а все же повтори.
– Не можешь ли ты закончить войну, – прошептала Тома и отвернулась.
– Теперь понимаешь? – встряхнул ее Дым. – Думаешь, ты одна такая? Ее же на куски разорвут.
Тома молча кивнула. И, кусая губы, принялась распаковывать одеяло.
Алексей Кунин. Город мертвых богов
– Вон он! И ребенок с ним.
– Да тихо ты! Не маши руками, как флюгер. Хочешь, чтобы он тебя заметил?
Джос, прижимаясь к холодным камням стены, осторожно выглянул из-за угла. Альта была права: не дальше чем в двадцати шагах от них он увидел высокого жреца, укрытого плащом с капюшоном. Рядом с ним, держась за руку, вышагивал маленький мальчик. На вид ему было не больше десяти. Деревянные башмаки, потертые штаны, пузырящиеся заплатами на коленках, и свободно болтающаяся засаленная курточка с надорванным рукавом ясно говорили о том, что вряд ли во всем городе найдется хоть один человек, которому есть дело до ребенка.
– Ну что? Я ведь говорила, – прошипела Альта ему на ухо.
– Давай за мной, – сказал Джос и скользнул за угол.
Они с Альтой крались в тени домов, держась достаточно далеко от жреца, чтобы тот их не заметил, даже во время редких заминок на перекрестках улиц и переулков.
Колокол Высотного храма пробил всего четыре раза, но на улицах города царил полумрак. Солнечное око казалось подслеповатым больным бельмом в небе, с прожилками гноя, так что солнечный свет едва пробивался сквозь пухлую подушку пыльных облаков. Порывы ветра, предвестники дождя, играли друг с другом в салки, наперегонки гоняя по пустынным камням мостовых желто-красные листья. С каждым годом листопад начинался все раньше, приближая наступление месяцев скорби.
Редкие прохожие старались поскорее добраться домой, где можно было почувствовать себя более или менее защищенным, укрывшись за крепкими дверями, железными замками и тяжелыми засовами. Возле распахнутых дверей храмов скучали послушники в разноцветных мантиях: кружки для пожертвований давно уже не радовали своих владельцев ни глухим тяжеловесным звяканьем золота, ни легкомысленным переливом серебра.
А ведь этот район считался вполне безопасным. В получасе неторопливой ходьбы уже начинался Долинный квартал, где на перекрестках горели фонари, заправленные земляным маслом, а улицы патрулировала гвардия гарма.
– Стой. – Джос схватил Альту за локоть и потянул ее за собой в небольшой простенок слева от них. Жрец с мальчиком остановились у неширокого приземистого здания, к двустворчатой двери которого вели три ступени. Над дверьми было что-то изображено, но из своего укрытия Джос не мог рассмотреть, что именно. Жрец повернул голову и медленно повел ею из стороны в сторону, то ли что-то высматривая, то ли – пришла к Джосу странная мысль – вынюхивая. Вот капюшон жреца развернулся назад, и Джосу показалось, что скрытый под ним взгляд направлен прямо на него. Альта пискнула и еще сильнее вжалась в холодные камни, отдающие плесенью и сыростью.
Жрец, ведя мальчика за собой, поднялся по ступеням, пригнулся к дверям и сделал несколько скользящих движений рукой. Через мгновение створки распахнулись, но за ними Джос разглядел лишь тьму. Он присматривался до рези в глазах. По спине пробежала, пробирая до костей, царапающая дрожь. Тьма будто была живой, клубясь жирными иссиня-черными тенями, в которых что-то копошилось и непрестанно двигалось, словно пиявки в банке брадобрея или щупальца слизких каракоз, которых выносило на берег после каждого шторма. Жрец с мальчиком ступили внутрь, и через мгновение створки дверей закрылись, отсекая тошнотворную, всосавшую в себя старика и ребенка тьму от уличного полумрака.
Джос судорожно вздохнул, только сейчас осознав, что уже какое-то время не дышит, захваченный жутковатым зрелищем. Рядом с ним так же глубоко вздохнула Альта.
– Пошли, – сказал Джос и выскользнул из их убежища. Перейдя на другую сторону улицы, они неспешно пошли вперед. Поравнявшись со зданием, в котором исчезли жрец с мальчиком, Джос повернул голову, но Альта оказалась быстрее. Ее голова с короткой мальчишеской прической дернулась, и девушка не смогла сдержать восклицания:
– Да это же храм Кхалема!
Сейчас и Джос уже мог рассмотреть изображенное над входом в здание могучее тело мужчины, увенчанное рогатой бычьей головой с тремя глазами в ореоле языков пламени. Он вспомнил рассказы Марвуса о населяющих город богах. Три глаза Кхалема проницали прошлое, настоящее и будущее. Бычью шею обвивало ожерелье
