Целый десяток телег въехал на площадь. К ним тут же бросились помощники палачей, подхватывая лежащие в них едва живые тела. Их пытались ставить на ноги, но мало у кого из допрошенных с пристрастием хватало сил - физических и душевных - чтобы на них устоять. Тогда помощники по двое обхватывали несчастного, словно перепившего в кабаке товарища, и волокли его ближе к ложе императора, где им надлежало выслушать приговор.
Хищное многоглазие толпы горело от предвкушения - такие массовые казни были редкостью, так что можно было ожидать увидеть поистине великолепное разнообразие способов лишения человека жизни. Надо сказать, что император Малилла в подобных случаях лично указывал - кого и каким способом будут казнить. Словно гурман, сладострастно выбирающий среди множества блюд наиболее искушающие, правитель Саррассы иногда мог часами засиживаться с пергаментом в руках, увлечённо записывая виды казней для предстоящей экзекуции.
И вот все приговорённые предстали пред глазами императора. Помощники придерживали их, стоящих на коленях, хотя многие почти в беспамятстве обвисли в руках подмастерьев-заплечников.
- Его императорское величество, солнцеликий властелин и император Великой Саррассанской империи Малилла обвиняет стоящих пред ним злодеев в величайшем преступлении, которое только может быть замыслено человеком - заговоре против своего правителя! - провозгласил распорядитель. - Я, аль’Корпа, императорский распорядитель казней, присягаю пред собравшимся здесь народом Саррассы в том, что все эти люди виновны в данном преступлении, и что вина их полностью доказана. Я обвиняю их в том, что они замыслили убить нашего великого императора и всю его семью, чтобы возвести на императорский трон злодея Паториуса.
При этих словах по толпе пробежали вздохи и ропот. Так вот, оказывается, что привело на эшафот столь разношёрстную компанию.
- Вы видите, почтенные граждане империи, что гниль измены глубоко поразила чудесный плод нашей великой державы. И сегодня мы с прискорбием, присущим всем человеколюбцам, будем вынуждены иссечь эту дурную плоть, дабы она не поразила здоровую. Выслушайте же вы, добрые подданные его императорского величества, приговор вместе с этими несчастными, и посудите - мог ли он быть ещё хоть на толику мягче?
Толпа жадно замерла, готовясь услышать имена и способы казни. Хотя оборудование, заранее размещённое на площади, уже давало понять опытным горожанам, какого рода развлечения их ждут. Чуть ли не единственный из всех, кто глядел на эти страшные установки с недоумением, не понимая, каково их назначение, был Кол. И он многое бы сейчас дал, чтобы никогда этого не понять.
- Бывший дворянин, бывший министр морской торговли аль’Таура, повинный в подготовке мятежа против его императорского величества, приговаривается к лишению дворянского звания для него и всего его потомства до двадцатого колена, - продолжил распорядитель. - Он приговаривается к конфискации всего недвижимого имущества, а также выплате штрафа в государственную казну в размере шестидесяти тысяч золотых корон. В случае неимения средств у обвиняемого, оные будут взысканы с его родственников, включая двоюродных и троюродных. Также осуждённый Таура приговаривается к смерти через Чахский Винт.
Примерно такие же обвинительные речи прозвучали и в адрес других высокопоставленных обвиняемых, включая аль’Шанту. Всех их ждал тот же Чахский Винт. Кол тщетно гадал, что из расставленных на площади пыточных орудий является этим самым Винтом, но с уверенностью ответить себе на этот вопрос не мог.
Следующими приговор зачитали магам-чернокнижникам. У каждого из них на шее был застегнут тонкий мангиловый обруч, блокирующий их возможность манипулировать возмущением. Все они, в отличие от того же аль’Шанты были пытаны не в имперских застенках, а в казематах башни Кантакалла, однако, судя по всему, от этого участь их не была более завидной. Сразу видно, что мессир Кассар был истинным мастером своего дела.
Приговоры, вынесенные магам, несколько разнились, в зависимости от положения, которое занимал изменник в иерархии Ордена. Четверо наиболее влиятельных были приговорены к сожжению на костре. Ещё тринадцать человек должны были подвергнуться казнью кислотой, остальных же император милостиво повелел четвертовать.
Мелких сошек из Западной компании приговорили к любимому простонародьем виду казни - их должны были бросить в толпу на растерзание. Это была лёгкая смерть, так что данный приговор являлся, по сути, не более, чем уступкой черни, на которую император пошёл сознательно. Дворцовые слуги частью должны были быть посажены на кол, а остальных приговорили к тому, чтобы заживо стереть им кожу. Услышав это, Кол решил, что ослышался, и что распорядитель, наверное, имел в виду «содрать кожу».
Одно только зачитывание приговора заняло почти час. К этому времени стало жарко, однако никто из зрителей (за исключением двух) ни за что не ушёл бы отсюда, даже если бы их заманивали прохладными бассейнами и замороженными фруктами. Вот-вот должно было начаться самое интересное.
Первыми к месту казни отвели приговорённых к сожжению. Четыре металлических столба, вбитых в землю, к которым цепями привязали несчастных, обложили хворостом так, что тот едва покрыл им щиколотки. Сухой толстый хворост практически не давал дыма, так что можно было не волноваться о том, что чернокнижники задохнутся в дыму - столь лёгкой смерти они позволить себе не могли. Но и количество топлива было явно маловато для того, чтобы разгулявшееся милосердное пламя прекратило мучения несчастных. Увы, они были обречены умереть от нестерпимой боли, когда нежаркий огонь будет глодать их ноги. Кроме того, нельзя было допустить, чтобы тело казнённого сгорело - он не был достоин священного обряда погребения. Обожжённый труп после скинут в ров за крепостной стеной, на поживу бродячим псам и шакалам.
Когда площадь огласили истошные, нечеловеческие вопли сжигаемых заживо, настала очередь тех, кого должны были освежевать. Их распластали на каких-то столах, накрепко привязав к ним. А затем заплечных дел мастера, вооружившись странными деревянными приспособлениями, напоминающими лопатки для снятия хлеба, приняли тереть их обнажённые тела.
Поначалу ничего особенного не происходило, но вскоре стало видно, что кожа начала краснеть - видимо, поверхность этих лопаток была достаточно шершавой. Вероятно, уже сейчас прикосновения причиняли боль, поскольку пытаемые уже
