– Где картина? – спросил Красная Рука тихим и спокойным голосом, словно выяснял у Сенлина, который час.
– Я не знаю, – ответил тот сквозь зубы.
Узор вен делал палача похожим на оцепеневший фейерверк, всплеск вулканического пламени. Свободной рукой Сенлин натянул рубашку поверх яркого черепа и обмотал рукав вокруг шеи убийцы. Красная Рука, казалось, начал задыхаться, и в Сенлине затеплилась надежда: возможно, он освободится. Но палач не охнул от неожиданности. Это был всего лишь вздох. Усталый, презрительный вздох. Сенлин наскучил своему убийце.
Не успел Сенлин затянуть самодельную петлю, как мучительная боль пронзила плечо. Палач вывернул его руку с поразительной механической силой. Он завертелся, напрягшись, пытаясь удержать плечо в суставе. Его вынудили перевернуться на живот, и он оказался совершенно беспомощным. Он пинался, как ребенок в истерике, но пятки били мимо цели. Красная Рука дернул жертву за волосы, упираясь коленом в копчик, и спина Сенлина изогнулась дугой. Он почувствовал себя щепкой для растопки, которую вот-вот переломят надвое. Потом пол резко двинулся навстречу. Времени хватило лишь на то, чтобы отвернуть лицо, и он ударился боком. Щепки впились в ухо и щеку. На мгновение он оглох. Затем звенящая нота, спускаясь из-за пределов слышимости, точно падающая бомба, медленно достигла нижних частот. Его голову во второй раз подняли и ударили об пол, под ним треснуло дерево. Перед глазами Сенлина заплясали мошки, желтые пауки поползли по красной сети. Красная сеть открыла пасть, демонстрируя маленькую горячую топку и похожий на пламя язык.
Сенлин почувствовал теплое дыхание палача, когда тот сказал:
– Вы, интеллектуалы, всегда так удивляетесь, когда обнаруживается, насколько хрупки ваши тела. Разум – он ведь такой крепкий, такой далекий. Но мышцы и кости просты, как охапка соломы. Ее можно развязать или сломать. И чем больше ломается, тем сильнее сжимается разум. В миг перед падением в смерть великий интеллект превращается в жалкое зернышко. Разум – не более чем дверь во тьму. – (Сенлин хотел закричать, но не смог.) – Вот куда ты направляешься, Томас. В прожорливый, равнодушный, вечный мрак. Где картина?
Доведенный до отчаяния страхом и отупевший от избиения, Сенлин заметался в поисках чего-нибудь для самозащиты. Он несколько раз хлопнул ладонью по полу. Шершавое дерево царапало кожу. Он был дезориентирован. В какой стороне дверь? Если бы он только смог достать аэрожезл, по крайней мере, смог бы умереть, защищаясь. Но вокруг ничего не было, только белье и щепки.
Он сперва понял, что не может глотать, а потом – что не может дышать. Убийца сидел у него на спине и тянул за шею, как всадник, останавливающий лошадь. Внезапный прилив эйфории овладел Сенлином. Он смутно распознал, что это радостное чувство – приближение смерти. И неожиданно ему стало легче. Красная Рука ошибся. В том, другом мире был свет; была возможность для умиротворенных размышлений. Он позволил разуму блуждать. Интересно, что с Огьером? Должно быть, художник хорошо спрятал картину, раз ее не нашли. Может, Огьер умер до того, как признался, где его любимая «Девочка с бумажным корабликом». Сенлин увидел ее, стоящую лучах великолепного калейдоскопического света Купален, над собственной тенью, темной, как дыра в мире. И в его видении Мария стояла рядом, одной рукой подобрав юбки, а другой держа девочку за руку. Он наблюдал с берега. Они на него не смотрели. В этом не было необходимости. Они были счастливы; мир заполнился светом.
Среди этой нежности и спокойствия зажужжала муха – единственный темный проблеск мысли. Муха не давала себя поймать и отказывалась улетать. Он попытался ее прихлопнуть. Какое бы маленькое откровение ни норовило разрушить его рай, жить ему осталось недолго. Как долго живут мухи? Он ее проигнорирует. Она ударилась о его лицо. Он снова хлопнул ладонью, и муха как будто замедлила полет, чтобы ее поймали. Он почувствовал жужжание в кулаке. Поднес его к лицу и разжал пальцы. На ладони лежал ключ.
Затем мир затрясся, и слабая дрожь быстро превратилась в скрежещущее, лихорадочное землетрясение. Вода плескалась, бурлила и брызгала на ноги Марии и девочки, чью руку она держала. В полной темноте запрокинутое лицо Сенлина усеяла мелкая цементная крошка.
Он понял, что не готов. Он к этому не готов. Земля ушла из-под ног, и он упал.
Сенлин снова приземлился в собственное тело на полу комнаты. Он лежал на спине. Красная светящаяся фигура грубо его встряхнула, и, похоже, не впервые. Сенлин почувствовал, как во рту скапливается тепло. Он сглотнул и кашлял, пока не начал дышать; ощущение было болезненным, но вслед за ним пришло облегчение.
– Жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы найти тебя. Я не люблю опаздывать. Я посетил Огьера несколько месяцев назад. Наш разговор случился вовремя. Для него все закончилось не лучшим образом. Либо твой соотечественник был смертельно упрямым, либо ему и впрямь не повезло. Я задал ему тот же вопрос, что задаю и тебе в последний раз. Где картина, которую ты украл?
Сенлину стало мучительно жаль художника, но он в равной степени изумился тем, что Огьер предпочел умереть, не выдав картину Комиссару. Все это вдруг показалось таким несоразмерным. И тот факт, что Комиссар продолжал охоту на Сенлина в последующие месяцы, каким-то образом нашел его, а затем натравил своего пса… Все ради картины!
Очевидно, он не сможет убедить убийцу в абсурдности миссии. Если Сенлин хочет выжить, он должен что-то сказать. Затем капитан порта вспомнил ключ, который появился в руке в смертельном видении, и идея, зыбкая и вряд ли исполнимая, пришла ему в голову.
Он хрипло проговорил:
– Она в запертом ящике. Мне нужно взять ключ.
Глава десятая
«Завтрашний баньян» – шаланда с плоским дном, уродливая, как свиное рыло. Одна тридцатифунтовая пушка, сильно изъеденная коррозией, – вот и вся ее защита. Пестрый экипаж из шести человек, скорее всего, сдастся без возражений. Некрасивый, но годный кандидат. (По итогам второй инспекции: фальшборт от гнили сделался мягким, как пирожное. Дохлый номер.)
Т. Сенлин. Башня для всех, муки для одногоСобравшись с духом, Сенлин склонился над дырой в полу. Когда он потянулся в темноту тайника, на шею опустился каблук, словно большой палец, угрожающий раздавить блоху.
– Если вытащишь что-то, кроме ключа, придушу, – пообещал Красная Рука.
Сенлин колебался. Со лба на лицо стекали тонкие струйки то ли пота, то ли крови. «Ключ тюремщика» лежал под портретом Марии.
