Пауэлл снял большую часть блоков. Чего Черчу открывать не следовало, то он аккуратно затемнил и замаскировал косвенными ассоциациями и калейдоскопическими мысленными рисунками, но Черч, конечно, даже ничего не заподозрит.
– Не знаю, – произнес Черч наконец. – Не могу собраться с мыслями.
– Отчего же, Джерри? Я тебя не прощупываю.
– Ты, Рейх, пушка, все это. Господь свидетель, Пауэлл, ты и вправду чистоплюй-Проповедник, но мне кажется, что разумно будет довериться тебе.
– Это приятно, Джерри. Но я предупреждал тебя, что обещать ничего не могу.
– Может, ты не из тех, кто обещания дает. Может, корень моих бед в том, что я вечно слушал тех, кто обещания дает, а не тех…
В это мгновение неусыпный телепатический радар Пауэлла уловил смерть на улице снаружи. Он развернулся и захлопнул дверь.
Убирайтесь с пола, быстро. Он сделал три шага обратно к источнику света и влез на конторку. Джерри, Гас, быстрее. Лезьте наверх, как я. Спешите, глупцы!
Ломбард затрясся противной дрожью, которая быстро перешла в устрашающую вибрацию. Пауэлл пнул ногой лампочку и потушил ее.
Прыгайте к потолочной люстре и цепляйтесь за нее. Это вибратор. Быстро!
Черч судорожно вздохнул и прыгнул во тьму. Пауэлл схватил Тэйта за трясущуюся руку.
Ты не достанешь, Гас? Вытяни руки, я тебя подброшу.
Он подбросил Тэйта к потолку и подскочил сам, уцепившись за стальные паучьи лапы люстры. Трое повисли в пространстве, вне досягаемости смертоносной вибрации, которая поглотила помещение… вибрации, возбуждавшей колебания распада во всем, что соприкасалось с полом. Стекло, сталь, камень, пластик… все протяжно скрежетало и разлеталось на куски. Было слышно, как скрипит пол и отзывается громоподобным рокотом потолок. Тэйт издал стон.
Держись, Гас. Это один из киллеров Киззарда. Безбашенная шайка. Я от них уже однажды чудом ушел.
Тэйт отключился. Пауэлл чувствовал, как теряют контакт с реальностью синапсы его мозга. Он послал зов на нижние уровни сознания Тэйта: Держись. Держись. Держись. ВИСИ. ВИСИ. ВИСИ. Разрушение всколыхнулось в подсознании маленького щупача, и в этот миг Пауэлл понял, что даже заложенные Гильдией предустановки бессильны спасти Тэйта. Стремление к гибели взяло верх, Тэйт расслабил руки и обрушился на пол. Вибрация прекратилась мгновением позже, но Пауэлл успел услышать протяжный, муторный всплеск распадающейся плоти. Черч тоже услышал его и заскулил.
Тихо, Джерри! Еще нельзя. Держись.
Ты… ты слышал его? ТЫ СЛЫШАЛ ЕГО?
Слышал. Мы еще не в безопасности. Виси!
Дверь ломбарда приоткрылась. Внутрь искательно скользнул острый, как бритва, луч фонаря. Луч выхватил из мрака красновато-серую широкую лужу останков – плоти, крови и костей, задержался секунды на три и погас. Дверь затворилась.
– Порядок, Джерри. Они снова подумали, что я погиб. Теперь можешь начинать истерику.
– Пауэлл, я не могу спуститься. Я не могу наступить на…
– Я не виню тебя за это. – Пауэлл, придерживаясь одной рукой, ухватил другой Черча и раскачал его в направлении конторки. Черч улетел в пустоту, обрушился на конторку и затрясся. Пауэлл последовал за ним и сам с трудом подавил приступ тошноты.
Ты что-то говорил про киллеров Киззарда?
Ага. У него под началом целый отряд психопатов. Мы их регулярно вылавливаем и посылаем в Кингстон, а Киззард набирает новых. Приманивает дофамином.
Но какое им дело до тебя? Я…
Джерри, возьми голову в руки. Их послал Бен. Бен начинает паниковать.
Бен? Бен Рейх? Но они ж ко мне в ломбард полезли. Тут мог оказаться и я.
И ты оказался. Какая, к черту, разница?
Рейх бы не убил меня. Он…
Разве?
Образ улыбающегося кота.
Черч глубоко вздохнул и внезапно взорвался:
– Сукин сын! Гребаный сукин сын!
– Джерри, успокойся. Рейх сражается за свою жизнь. Не стоит ожидать от него чрезмерной щепетильности.
– Ну, я тоже сражаюсь, а этот ублюдок захотел решить мою судьбу за меня. Пауэлл, приготовься. Я раскрываюсь. Я тебе все выкладываю.
После страшной гибели Тэйта, закончив разбираться с показаниями Черча и возвратясь из полицейского управления, Пауэлл рад был увидеть в своем доме светловолосую озорницу. Барбара д’Куртнэ держала в правой руке черный мелок, а в левой – красный. Она энергично царапала ими по стенам, высунув язык и щуря темные глаза от усердия.
– Бэб! – воскликнул он шокированно. – Ты что делаешь?
– Рифоваю кайтинки, – прошепелявила она, – кляфные кайтинки для папы.
– Спасибо, солнышко, – сказал он. – Приятно это услышать. А теперь иди сюда, посиди с папой.
– Не, – ответила она, продолжая малевать.
– Ты моя девочка?
– Ага.
– А разве моя девочка бывает непослушной?
Барбара обдумала это возражение.
– Не, – ответила она, положила мелки в футляр, опустилась на кушетку рядом с Пауэллом и взяла его руки своими, выпачканными в мелу.
– Барбара, ну правда, – пробормотал Пауэлл, – меня начинает беспокоить, что ты шепелявишь. Может, тебе скобки на зубы поставить?
Он не вполне шутил. Тяжело было постоянно напоминать себе, что рядом с ним в действительности взрослая. Он заглянул в темные глубокие глаза. Те блестели, как пустой хрустальный бокал в ожидании, когда его наполнят вином.
Он медленно прозондировал пустующие уровни сознания, опустился в турбулентную зону подсознания, затянутую грозными тучами, словно обширная темная туманность. За тучами блеснул слабый свет, изолированный, какой-то подростковый, уже успевший полюбиться. Но сейчас, проложив себе путь вниз, он отметил, что слабый просверк этот трансформировался в бледную спикулу звезды, запылавшей с жарким ревом, будто новая.
Привет, Барбара. Ты, кажется…
Ответом стала вспышка страсти такой силы, что Пауэлл поспешно сдал назад.
– Мэри, иди сюда! – позвал он. – Быстрее!
С кухни выглянула Мэри Нойес.
– У тебя снова проблемы?
– Еще нет. Но вскоре вероятны. Наша пациентка идет на поправку.
– Не заметила никаких отличий.
– Ступай к ней внутрь вместе со мной. Она установила контакт со своим Ид. Глубоко на нижнем уровне. Мне чуть мозги не выжгло.
– И кто ж ей нужен сейчас? Компаньонка, чтобы охраняла сладкие секреты девичьего сердца?
– Шутишь, что ли? Это мне нужна охрана. Иди сюда. Возьми меня за руку.
– Ты держишь ее руки обеими своими.
– Всего лишь фигура речи. – Пауэлл неуверенно покосился на спокойное личико куклы перед собой, на холодные расслабленные руки, которые заключил в свои. – Пойдем.
Он снова пустился в странствие по темным коридорам, ведущим глубоко вниз, в печь, пылавшую у девушки внутри… внутри у каждого человека… резервуар психической энергии, безвременный, безрассудный, безжалостный, охваченный ненасытным стремлением к удовлетворению страстей. Он чувствовал, как следом за ним на ментальных цыпочках крадется Мэри Нойес. Остановился он на безопасном расстоянии.
Привет, Барбара.
– Проваливай!
Это же я, призрак.
Ненависть хлестнула его.
Ты помнишь меня?
Ненависть унялась, сменилась турбулентностью, из которой взметнулась волна горячего желания.
Линк, ты бы убирался оттуда поскорее. Если тебя затянет в хаос боли и наслаждения, ты пропадешь с концами.
Мне нужно кое-что отыскать.
Ты ничего там не отыщешь, кроме беспримесной любви и беспримесной смерти.
Я хочу выяснить, какие у нее сложились отношения с отцом. Я должен понять, почему он испытывал такую вину перед ней.
Ну ладно, а я пошла.
Печь снова задымилась. Мэри убежала.
Пауэлл потоптался на краю ямы, зондируя, исследуя, стараясь прочувствовать.
