В одной из последних – крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаза, – Бэйкер работал над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком, выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу. Голову Фойла сжимали тиски, но тело было не привязано. И хотя его мышцы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.
– Самообладание, – выдавил Фойл сквозь зубы. – Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. – Он поморщился.
– Не двигайся, – приказал Бэйкер.
– Мне смешно.
– Все хорошо, сынок, – произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы. – Что скажешь, Джиз?
– Пусть учится.
Бэйкер методично продолжал работать иглой и молоточком.
– Послушай, Сэм, – еле слышно пробормотал Фойл. – Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль. Не зря ты работал, да?
– Да. Маленький четырехместный кораблик. Из тех, что зовут «Уик-энд на Сатурне».
– То есть?
– Уик-энд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль обеспечивает жизнь четырех человек в течение девяноста дней.
– Как раз для меня, – невнятно проговорил Фойл. Он скорчился от боли, но тут же взял себя в руки. – Сэм, я хочу воспользоваться твоим кораблем.
– Зачем?
– Есть дело.
– Законное?
– Нет.
– Тогда это не для меня, сынок. Я завязал.
– Плачу пятьдесят тысяч. Хочешь заработать пятьдесят тысяч? И считай их целыми днями.
Безжалостно впивалась игла. Фойл корчился.
– У меня есть пятьдесят тысяч. В венском банке лежит в десять раз больше. – Куатт вытащил из кармана колечко с мерцающими радиоактивными ключами. – Вот ключ от сейфа. Вот ключ от моего дома в Йоханнесбурге – двадцать комнат, двадцать акров земли. А вот ключ от корабля в Монтоке. Можешь не искушать меня, сынок. Я джантирую в Йобург и остаток дней своих буду жить тихо и мирно.
– Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.
– Когда будут деньги? И откуда?
– Когда вернусь.
– Хочешь получить корабль под честное слово и обещание заплатить?
– Даю гарантию.
Куатт хмыкнул.
– Какую еще гарантию?
– Всего-то – найти в астероидах… корабль «Номад».
– Что там ценного?
– Не знаю.
– Лжешь.
– Не знаю, – упрямо пробормотал Фойл. – Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.
– Послушай, – произнес Куатт, – давай я тебе кое-что объясню. Мы в завязке, так что можешь не юлить. Я знаю, что у тебя на уме. Нашел что-то вкусненькое и ни с кем не хочешь делиться. Поэтому и просишь об одолжении…
Фойл корчился под иглой, но, по-прежнему одержимый, лишь выдавил:
– Не знаю. Спроси Джиз.
– Если хочешь получить честную сделку, сделай честное предложение! – зло сказал Куатт. – Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку. Мы твои единственные друзья. Не юли!
С губ Фойла сорвался крик.
– Не шевелись, – бесстрастно сказал Бэйкер. – Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу. Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по пятьсот кредиток.
– Мы подождем снаружи.
В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Джиз так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.
– Черт побери, что происходит?! – потребовал он. – Что значат эти деньги?
– Это кровавые деньги.
– За что?
– Не хочу говорить об этом.
– С тобой все в порядке?
– Нет.
– Могу я тебе помочь?
– Нет.
Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом:
– Ты согласен на предложение Гулли?
– Я? Нет. Пустой номер.
– На «Номаде» должно быть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.
– Я все равно пас. А ты?
– Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли Фойлом.
Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил:
– Значит, я возвращаюсь домой?
– Тебе несладко пришлось, да, Сэм?
– Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.
– Прости, Сэм.
– Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе.
– Это было только естественно.
– Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.
– Я знаю, Сэм. Знаю.
– А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться… Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу я теперь вернуться домой?
– Назад в Йобург, к спокойной жизни?
– Да.
– Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.
– Почему?
– Жестокость к глупым животным.
– Что это значит?
– Не обращай внимания. Побудь со мной немного. Расскажи мне о счастливой жизни. Что такое счастье?
– Ну, – задумчиво произнес Куатт, – это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…
И Куатт описывал символы, цели и разочарования своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.
– Ну как? – нетерпеливо спросила Джизбелла.
– Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.
– Он ослаб?
– Разумеется.
– Когда снимут бинты?
– Через пять-шесть дней.
– Лицо будет чистым?
– Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая… Оно должно быть чистым. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.
– Что?! – Куатт рассмеялся. – Ты так рискуешь, Бэйкер? Я считал тебя умнее.
– Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» – двадцать миллионов в платиновых слитках.
– Двадцать миллионов!
Лицо Куатта побагровело. Он повернулся к Джизбелле, но та тоже была в ярости.
– Не смотри на меня, Сэм. Я не знала. Он и мне не сказал. Клялся, что понятия не имеет, почему Дагенхем его преследует… Я убью его. Я растерзаю его своими собственными руками и не оставлю ничего, кроме черной гнили. Он будет экспонатом твоего зверинца, Бэйкер! О господи, почему я сразу не позволила тебе…
Дверь операционной открылась, и две сестры выкатили носилки, на которых, слегка подергиваясь, лежал Фойл. Голова его была одним сплошным кулем.
– Он в сознании? – спросил Куатт.
– Этим займусь я, – вспыхнула Джизбелла. – Я буду говорить с этим… Фойл!
Фойл слабо отозвался сквозь марлевую повязку. Когда Джизбелла в бешенстве втянула воздух, одна стена госпиталя вдруг исчезла, и оглушающий взрыв повалил их с ног. Здание зашаталось. В образовавшийся проем хлынули люди в форме.
– Рейд! – выдохнул Бэйкер. – Рейд!
– Боже всемогущий! – Куатт задрожал.
Солдаты заполнили здание, крича:
– Фойл! Фойл! Фойл!
Со слабым хлопком исчез Бэйкер. Бросив носилки, джантировал обслуживающий персонал. Фойл хныкал, немощно шевеля руками и ногами.
– Это рейд! – Куатт встряхнул Джизбеллу. – Беги, девонька, беги!
– Мы не можем оставить Фойла! – крикнула Джизбелла.
– Очнись, девонька! Беги!
– Мы не можем его бросить.
Джизбелла схватила носилки и помчалась с ними по коридору. Куатт тяжело бежал рядом. Крики стали громче:
– Фойл! Фойл! Фойл!
– Оставь его, ради бога! – молил Куатт. – Пускай он достанется им.
– Нет.
– Ты знаешь, что это для нас?.. Лоботомия, Джиз!
– Мы не можем бросить его.
Они завернули за угол и врезались в толпу вопящих пациентов – людей-птиц с трепещущими крыльями, тащившихся подобно тюленям русалок, гермафродитов, гигантов,
