Йанг-Йовил покраснел.
– Ну хорошо, – выпалил он. – Меня насквозь видно.
– Ты просто повторяешься, Йео. Все твои увлечения начинаются одинаково: «с той девушкой вовсе не обязательно было обходиться грубо…» А затем – Долли Квакер, Джин Вебстер, Гуин Роже, Марион…
– Пожалуйста, без имен! – перебил другой голос. – Разве Ромео все рассказывал о себе Джульетте?
– Завтра отправитесь чистить нужники, – сказал Йанг-Йовил. – Будь я проклят, если снесу такое непристойное ослушание… Нет, не завтра – как только мы закончим с этим делом. – Его ястребиное лицо помрачнело. – Боже, что за содом! Кто когда-нибудь сможет забыть Фойла, торчащего здесь, как пылающая головня? Но где он? Чего он хочет? Что все это значит?
Глава 11
Дворец Престейна в Центральном Парке сверкал яркими новогодними огнями. Очаровательные древние электрические лампы с остроконечными верхушками и изогнутыми нитями накаливания разливали желтый свет. По особому случаю был удален противоджантный лабиринт и распахнуты двери. Прихожую дома от непрошеных взглядов закрывал разукрашенный драгоценными каменьями экран, установленный сразу за дверями.
Зеваки гулом и криками встречали появление знаменитых и почти знаменитых представителей кланов и семей. Те прибывали на автомобилях, на носилках, в каретах – любым способом приличествующего передвижения. Престейн из Престейнов лично стоял у входа, серо-стальной, неотразимый, с улыбкой василиска на лице, и встречал общество у порога своего открытого дома. Едва одна знаменитость скрывалась за экраном, как другая, еще более прославленная, появлялась в еще более диковинном экипаже.
Кола приехали на грузовике. Семейство Эссо (шесть сыновей, три дочери) – в великолепном стеклянном грейхаундовском автобусе. Буквально по пятам явились Грейхаунды (в эдиссоновском электромобиле), что послужило предметом шуток и смеха. Но когда с мотовагонетки, заправленной бензином «эссо», слез Эдиссон из Уэстингхауза, завершив тем самым круг, смех на ступенях перешел в безудержный хохот.
Только гости приготовились войти в дом Престейна, как их внимание привлекла отдаленная суматоха. Грохот, лязг, стук пневматических поршней и неистовый металлический скрежет. Все это быстро приближалось. Толпа зевак расступилась. По дороге громыхал тяжелый грузовик. Шестеро мужчин скидывали с кузова деревянные балки. За грузовиком следовали двадцать рабочих, укладывающих балки ровными рядами. Престейн и его гости пораженно замерли.
По этим шпалам с оглушающим ревом ползла гигантская машина, оставляя за собой две полосы стальных рельсов. Рабочие с молотами и пневматическими ключами крепили рельсы к деревянным шпалам. Железнодорожное полотно подошло к дому Престейна широким полукругом и изогнулось в сторону. Ревущий механизм и рабочие исчезли в темноте.
– Боже всемогущий! – воскликнул Престейн.
Вдали раздался пронзительный гудок. Из тьмы на освещенный участок перед домом выехал человек на белом коне, размахивая красным флажком. За ним громко пыхтел паровоз с единственным вагоном. Состав остановился перед входом. Из вагона выскочил проводник и разложил лесенку. По ступеням спустилась элегантная пара – леди и джентльмен в вечерних туалетах.
– Я ненадолго, – бросил проводнику джентльмен. – Приезжайте за мной через час.
– Боже всемогущий! – снова воскликнул Престейн.
Поезд с лязгом и шипением тронулся. Пара подошла к дому.
– Добрый вечер, Престейн, – сказал джентльмен. – Мне крайне жаль, что лошадь потоптала ваши газоны, но по старым нью-йоркским правилам перед составом до сих пор требуется сигнальщик с красным флажком.
– Формайл! – вскричали гости.
– Формайл с Цереса! – взревела толпа.
Вечеру у Престейна был обеспечен успех.
В просторной парадной зале, обшитой бархатом и плюшем, Престейн с любопытством рассмотрел Формайла. Фойл невозмутимо выдержал ироничный взгляд, улыбаясь и раскланиваясь с восторженными поклонниками, которых успел снискать от Канберры.
«Самообладание, – думал он. – Кровь, внутренности и мозг. Престейн пытал меня полтора часа после моего безумного нападения на «Воргу». Узнает ли он меня?»
– Мне знакомо ваше лицо, Престейн, – сказал Формайл. – Мы не встречались?
– Не имел чести знать Формайла до сегодняшнего вечера, – сдержанно ответил Престейн.
Фойл научился читать по лицам, но жесткое красивое лицо Престейна было непроницаемо. Они стояли лицом к лицу – один небрежный и бесстрастный, другой – собранный и неприступный, – словно две бронзовые статуи, раскаленные добела и готовые вот-вот расплавиться.
– Я слышал, вы кичитесь тем, что вы – выскочка, Формайл.
– Да. По образу и подобию первого Престейна.
– Вот как?
– Вы, безусловно, помните – он гордился, что начало семейного состояния было заложено на черном рынке во время Третьей Мировой войны.
– Во время Второй, Формайл. Но лицемеры из нашего клана его не признают. Его фамилия Пэйн.
– Не знал.
– А какова была ваша несчастная фамилия до того, как вы сменили ее на «Формайл»?
– Престейн.
– В самом деле? – Убийственная улыбка василиска обозначила попадание. – Вы претендуете на принадлежность к нашему клану?
– Я предъявлю свои права позже.
– Какой степени?
– Скажем… кровное родство.
– Любопытно. Я чувствую в вас определенную слабость к крови, Формайл.
– Безусловно, семейная черта, Престейн.
– Вам нравится быть циничным, – заметил Престейн не без цинизма. – Впрочем, вы говорите правду. У нас всегда была пагубная слабость к крови и деньгам. Это наш порок. Я признаю.
– А я разделяю его.
– Влечение к деньгам?
– Да. Самое страстное влечение.
– Без милосердия, без снисхождения, без лицемерия?
– Без милосердия, без снисхождения, без лицемерия.
– Формайл, вы мне по душе. Если бы вы не претендовали на родство с моим кланом, я бы вынужден был принять вас.
– Вы опоздали, Престейн. Я уже принял вас.
Престейн взял Фойла под руку.
– Хочу представить вас моей дочери, леди Оливии. Вы разрешите?
Они пересекли залу. В Фойле бурлило торжество. Он не знает. Он никогда не узнает. Затем пришло сомнение. Но я никогда не узнаю, если он когда-нибудь узнает. Это не человек – сталь. Вот кто мог бы поучить меня самообладанию.
Со всех сторон Фойла приветствовали знакомые.
– Вы дьявольски ловко провели всех в Шанхае.
– Чудесный карнавал в Риме, не правда ли? Слышали о появившемся на Испанской лестнице Горящем Человеке?
– Мы искали вас в Лондоне.
– У вас был божественный выход, – сказал Гарри Шервин-Вильямс. – Вы перещеголяли нас всех. По сравнению с вами мы выглядели, как распроклятые приготовишки.
– Не забывайтесь, Гарри, – холодно отчеканил Престейн. – В моем доме не принято выражаться.
– Извините, Престейн. Где ваш цирк теперь, Формайл?
– Не знаю, – беззаботно ответил Фойл. – Одну секунду.
Вокруг мгновенно собралась толпа, улыбаясь в предвкушении очередной выходки. Фойл достал платиновые часы и со щелчком откинул крышку. На циферблате появилось лицо слуги.
– Эээ… как вас там… Где вы сейчас находитесь?
– Вы приказали нам обосноваться в Нью-Йорке, Формайл.
– Вот как? И?..
– Мы купили cобор Святого Патрика, Формайл.
– А где это?
– На углу Пятой Авеню и бывшей Пятидесятой улицы. Мы разбили лагерь внутри.
– Благодарю. – Формайл захлопнул часы. – Мой адрес: Нью-Йорк, cобор Святого Патрика… Одного не отнимешь у запрещенных религий – по крайней мере, строили такие храмы, в которых размещается цирк.
Оливия Престейн восседала на троне, окруженная поклонниками. Снежная Дева, Ледяная Принцесса с коралловыми глазами и коралловыми губами, царственная, недосягаемая, прекрасная. Фойл посмотрел на нее раз и тут же в замешательстве опустил глаза перед ее слепым взглядом, который различал лишь электромагнитные волны и инфракрасный
