— Соскребем с тебя грязь, вычешем из волос ветки и засохшую кровь, и все будет отлично. Царапины не будут видны под платьем.
— На нем теперь прорех больше, чем на мне, — возразила девочка, глядя на изорванное в клочья, покрытое пятнами крови платье, которое подарила ей миссис Вандербильт.
Явиться на ужин в таком виде было немыслимо.
— Зубастые твари здорово тебя отделали, — буркнул отец, осматривая ее ухо с порванной мочкой. — Болит?
— Уже нет, — ответила она, думая о другом. — А где твоя старая рабочая рубаха, в которой я раньше ходила?
— Я выкинул ее, как только миссис Вандербильт подарила тебе хорошую одежду.
— Ну, па, теперь мне совсем нечего надеть!
— Не волнуйся. Соорудим тебе что-нибудь из того, что есть.
Серафина возмущенно замотала головой:
— Да здесь есть лишь мешковина и наждачная бумага!
— Послушай. — Отец взял ее за плечи и заглянул в глаза. — Ты жива, правда? Так возьми себя в руки. Благодари Бога и делай то, что следует делать. За всю твою жизнь хозяин хоть раз требовал твоего присутствия наверху? Нет, не требовал. Поэтому, барышня, если вас зовут, извольте идти. С песнями и плясками.
— С песнями и плясками? — в ужасе переспросила Серафина. — А зачем петь и плясать?
Как же она сможет незаметно следить за окружающими, если ее заставят петь и плясать?
— Это просто выражение такое, дочка, — покачал головой отец. Потом, помолчав, пробормотал: — во всяком случае, я так думаю.
10
Серафина сидела на лежанке, несчастная и негодующая, пока отец, как умел, пытался промыть и перебинтовать ее раны. Как обычно, их окружали полки с запасными деталями, инструменты, верстаки. Но, похоже, папаша совсем позабыл про работу, которую надо было сделать этим утром, полностью переключившись на Серафину.
На верстаке были кучей свалены медные трубки и латунные детали от кухонного холодильного шкафа. Накануне папаша долго втолковывал Серафине что-то про аммиачную холодильную систему, трубки, по которым что-то проходило, охлаждающую спираль, но она ничего не поняла. Девочка выросла в отцовской мастерской, но не имела никакой склонности к технике. Она запомнила про устройство лишь то, что оно было очень сложное, держало продукты в холоде и было одной из немногих холодильных установок, имеющихся в стране. Местные жители сохраняли продукты охлажденными, опуская их в ледяной родник, впадающий в ручей, и, по мнению Серафины, это было гораздо разумнее, чем складывать их в холодильный шкаф.
Едва папаша закончил хлопотать над девочкой, она поспешно соскочила с лежанки в надежде, что он забыл о своем намерении уложить ее отдыхать.
— Мне надо идти, па. Я хочу потихоньку пробраться наверх; может, замечу чужака.
— Ну-ка, послушай меня, — проговорил он, крепко беря ее за руку. — Я не хочу, чтобы ты поссорилась с кем-либо наверху.
Серафина закивала:
— Я поняла, па. Никаких ссор. Просто хочу поглядеть, кто там есть и все ли в порядке. Меня даже никто не заметит.
— Дай мне слово, что так и будет.
— Даю тебе слово, па.
И Серафина отправилась на первый этаж. Гости расхаживали по комнатам, отдыхали в салонах и гостиных, но подозрительных лиц среди них не было. Тогда она перешла на второй этаж, но и там не увидела ничего из ряда вон выходящего. Серафина обегала весь дом сверху донизу, но нигде не нашла ни чужака, который прогуливался утром вместе с мистером Вандербильтом, ни любого другого человека, который мог бы сойти за второго пассажира в экипаже. Девочка послушала, о чем сплетничают слуги, которые готовились к праздничному вечеру в Банкетном зале, но узнала только, сколько огурцов должна принести кухонная прислуга главному повару, и сколько серебряных тарелок нужно дворецкому для лакеев.
Серафина попробовала заново вспомнить все, что случилось ночью: может, она что-то забыла или не учла какие-то детали. Что означала та сцена, когда бородач подкинул свой посох навстречу сове? И кто же все-таки был вторым пассажиром в экипаже? Тот незнакомец, который гулял с мистером Вандербильтом? И откуда взялся дикий мальчишка, который ее спас? Жив ли он? И как ей его найти?
«Опять у меня вопросов больше, чем ответов», — растерянно подумала Серафина, вспомнив отцовские слова.
Ближе к вечеру, когда она вернулась в мастерскую, папаша спросил:
— Ну как, узнала что-нибудь?
— Вообще ничего, — буркнула Серафина.
— Я побеседовал с управляющим поместьем МакНейми. Он отправляет своих лучших всадников, чтобы они разыскали браконьеров. — Отец вытер о тряпку перепачканные каким-то смазочным маслом руки.
— Опять лифт барахлит, па? — поинтересовалась девочка.
Папаша любил похвастать, что в Билтморе находится самый первый и самый лучший лифт на все южные штаты. Но сегодня, похоже, он был настроен несколько менее восторженно, чем обычно.
— Зубчатые колеса в подвале перекручиваются всякий раз, как лифт останавливается на четвертом этаже, — пожаловался он. — Тот, кто его собирал, вставил оси кое-как. Готов спорить, что лифт не будет работать, как следует, пока я не выдерну весь механизм и не установлю его заново. — Папаша подозвал Серафину взмахом руки. — Но погляди вот сюда. Это интересно.
Он показал ей тонкую металлическую пластину, которая выглядела так, как будто ее не просто сломали, а разорвали на части. Очень странно было видеть разорванным кусок металла. Серафина не представляла, как такое возможно.
— Что это, па? — спросила она.
— Этот маленький держатель должен закреплять на своем месте зубчатое колесо, но каждый раз, когда лифт проезжал вверх или вниз, держатель гнулся вперед-назад, вот так. — Отец пальцами несколько раз согнул и разогнул металлическую пластину. — Металл прочный материал, и поначалу кажется, что его не сломать, верно? Но если постоянно гнуть его туда-сюда, смотри, что получается. Место сгиба размягчается, появляются трещинки и, в конце концов, пластинка ломается. — При этих словах кусочек металла разломился на две части. — Видишь?
Серафина с улыбкой посмотрела на папашу. Иногда ей казалось, что он обладает своими особыми колдовскими силами.
Затем она оглянулась на другой верстак. Где-то между починкой
