Дети помоложе, которые еще не доросли до журавлиных танцев, собирались группками, перешептывались и следили за тем, что происходит в зале. Хихикающие девчонки носились в нарядной толпе, предвкушая удивительные приключения, мальчишки толпились возле столов.
Среди взрослых встречались промышленники и политики, писатели и художники, послы и всевозможные знаменитости, в которых Серафина не разбиралась. Ей не хватало старого друга — улыбчивого мистера Олмстеда, который так хорошо рассказывал всякие истории. Старик давно уехал домой далеко-далеко отсюда.
Пока Серафина обходила зал, в холле зазвучали нежные, проникновенные звуки арф и скрипок, а потом к ним присоединился грудной голос виолончели и пение других инструментов. Это в центре холла стоящие в несколько рядов музыканты в черных фраках заиграли самую прекрасную, зовущую, романтичную мелодию, какую только слышала Серафина. Мистер Вандербильт не ограничился одним музыкантом или струнным квартетом, он пригласил в дом целый оркестр!
Серафина вспомнила, как давным-давно, когда она еще была совсем малышкой, тайно бродившей ночами по дому, друг мистера Вандербильта мистер Томас Эдисон подарил ему патефон с большой медной трубой, который заводился ручкой. Она часто подглядывала, как хозяин, сидя один в библиотеке, слушает оперные арии. Мистер Вандербильт настолько любил «Таннгейзера», что даже заказал скульптору мистеру Карлу Биттеру изображение эпической сцены из этой оперы на фризе над огромным тройным камином в Банкетном зале.
Музыкальная машина мистера Эдисона издавала скрипы и металлические звуки, которые не нравились Серафине, но живая музыка настоящего оркестра звучала совершенно иначе. Мистер Вандербильт много путешествовал по всей Европе, собирая произведения искусства и мебель для Билтмора, но, помимо этого, он посещал концерты и оперы. И Серафина только сейчас поняла, почему. Наконец-то она воочию увидела и услышала то, что так любил мистер Вандербильт.
Музыканты играли так слаженно, скрипки, виолончели и остальные инструменты распространяли такие восхитительные волны звуков, каких Серафине не доводилось слышать прежде. Рядом с ней один джентльмен сообщил другому, что это музыка из балета «Лебединое озеро». Мистер Вандербильт видел его в Европе и прямо-таки влюбился в музыку, после чего распорядился, чтобы оркестр играл ее сегодня на балу.
Мелодия разносилась по залам с высокими потолками, по всем комнатам; она долетела и до утонченных дам в великолепных нарядах, и до элегантных джентльменов во фраках. Флейты свистали в точности как дрозды по утрам, гобои вскрикивали пронзительно, как маленькие птички-поганки, которые прилетали осенью в лагуну, а французские рожки звучали величественно, как поступь короля. Инструментов было так много, что узнать каждый было невозможно.
И тут Серафина наконец-то заметила Брэдена. Ее охватила мгновенная радость оттого, что с ним все в порядке. Ровены поблизости не наблюдалось, и ее друг был в безопасности. Может быть, ночь пройдет спокойнее, чем она ожидала.
Брэден пробрался сквозь толпу к дяде с тетей. На нем тоже был черный фрак, белый галстук и белые перчатки, и он выглядел как самый настоящий юный джентльмен.
— Вы прекрасно выглядите, молодой человек, — весело воскликнула миссис Вандербильт.
— Спасибо, — ответил Брэден, краснея.
— И, кажется, ты немного повеселел, — заметил мистер Вандербильт.
— Мне правда получше, — согласился Брэден.
— Что ж, — обрадовалась миссис Вандербильт, — я знаю, что несколько юных леди отметили в своих бальных книжечках танец, который хотели бы станцевать с тобой.
Брэден сразу помрачнел:
— Лучше не надо.
— Я понимаю, что тебе это не по душе, Брэден, — мягко произнесла миссис Вандербильт, — но, если ты не пригласишь на танец ни одну девочку, это будет выглядеть невежливо. Многие гости прибыли издалека, чтобы побыть с нами.
— Понятно, — хмуро сказал Брэден.
— А как твоя нога? — сочувственно спросила миссис Вандербильт. — Ты сможешь танцевать?
— Это не то. Просто… — Брэден запнулся.
Ему не хотелось обманывать тетю, но и говорить то, что она не желает слышать, тоже не было охоты.
— Я знаю, она была хорошим другом, — сказала миссис Вандербильт. — Но тебе лучше принять то, что ее больше нет.
— Знаю, — грустно ответил Брэден.
— Я еще здесь, Брэден! — закричала Серафина, забыв о том, что сама всего несколько минут назад размышляла о собственной смерти. — Не отпускай меня! Держи меня!
Но, конечно, ее никто не услышал.
Тут оркестр доиграл прелюдию, все вежливо захлопали, а потом дирижер трижды постучал по пюпитру и поднял палочку. По толпе пробежал взволнованный шепот. Все знали, что это означает.
Оркестр заиграл вновь, на этот раз легкий и увлекающий за собой вальс, идеальный для танца. Из разных точек зала послышались хлопки: гости радовались, что бал, наконец-то, начался. Джентльмены, как молодые, так и старые, спешили к понравившимся им дамам, низко кланялись, целовали ручку и приглашали на танец.
Зал заранее освободили от пальм, мебели и предметов искусства, чтобы стало побольше места. И, хотя многие комнаты и коридоры в доме освещались свечами, в бальном зале с резных стропил свешивались тысячи крошечных электрических лампочек, напоминающих светляков в волшебном саду. От их света платья дам засверкали и заиграли радужными огоньками.
«Так вот чем папаша занимался», — догадалась Серафина.
И в этот самый момент она, ахнув от неожиданности, увидела его у противоположной стены. Папаша в красивом темном костюме стоял, прислонившись к колонне черного мрамора. Он был такой нарядный, чисто выбритый, умытый и держался с таким достоинством, какого Серафина в нем раньше не замечала. Он осматривал лампочки, которые сам смастерил к празднику, и слушал восхищенные возгласы пар, выходящих на середину зала и любующихся огоньками. На лице папаши отражались гордость и удовлетворение своей работой. Серафину охватило глубочайшее волнение. Ей так хотелось подбежать к отцу, обнять его, сказать, что она им гордится, что она его любит. Папаша никогда не учился в школе и не умел колдовать, но сегодня он стал настоящим волшебником света.
Зал постепенно заполнялся танцующими парами. И тут Серафина заметила в другом конце зала девушку в длинном, прекрасном, темно-зеленом и чуть светящемся платье. У девушки были острые скулы, черные волосы и большие янтарно-желтые глаза. У Серафины все волоски на затылке встали дыбом.
«Это она», — поняла девочка.
Лицо Ровены сильно напоминало лицо Серафины, но все же было другим — красивее, интереснее. Улучшенная версия. Как будто Ровена ставила целью прикинуться не Серафиной, а ее старшей сестрой или родственницей. Платье она украла или создала с помощью колдовства. А волосы собрала в сложную прическу. На взгляд Серафины, она выглядела одновременно необыкновенно красивой, величественной и злой.
Внешность Ровены можно было бы назвать безупречной, если бы, приглядевшись, Серафина не заметила у самого края высокого воротника след ужасной рваной раны, изуродовавшей нежную белую кожу. Решив остановить ведьму прежде, чем та возьмется за свое черное ремесло, Серафина направилась прямо к ней. Но, уже сделав несколько шагов, девочка услышала слова,
