— Наконец-то хорошо поела, — с удовлетворением проговорил папаша, глядя, как Серафина выскребает дно железной тарелки.
— Просто очень вкусно, — честно ответила Серафина, но папаша просиял от радости.
За ужином он говорил — не на какую-то конкретную тему, а обо всем, от радости, желая показать, что все опять хорошо. Рассказывал, как чинил механизмы и решал ежедневные проблемы. Серафина всегде любила эти истории, в которых папаша представал скромным тружеником, с помощью молотка и отвертки преодолевающим любые невзгоды, а сегодня она слушала с особым удовольствием.
Девочка с трудом сдерживала себя: ей так хотелось сказать, что она видела чудесные волшебные огоньки, разбросанные по саду во время вечернего праздника, и сияющий в темноте маяк, который указывал ей путь домой. А как она гордилась своим папашей в парадном костюме, когда он с улыбкой смотрел на лампочки, изготовленные для летнего бала!
Позже, когда они мыли посуду, папаша заговорил серьезнее.
— Я понимаю, что тебе, может быть, тяжко говорить об этом сейчас, Сера, — сказал он. — Но что же происходило с тобой все это время?
Было очень непросто ответить так, чтобы он — да и все остальные — поняли и поверили, но Серафина сделала все, что могла.
Она была уверена: папаша знает о том, что ее мать — горнольвица. Но догадывался ли он, что и Серафина при желании может бегать на четырех лапах? Может, он и подозревал что-то, но явно предпочитал не думать об этом, так же, как о призраках и прочих созданиях ночи. Для папаши Серафина была его дочерью, обычным человеком, двенадцатилетней девочкой, которую он обожал больше всего на свете, и он не желал представлять ее как-либо иначе. Серафина не сомневалась, что для папаши будет шоком увидеть ее в облике припавшей к земле, рычащей, выставившей когти черной пантеры. Но все же он наверняка знал о том, что происходит в лесу глубокой ночью, поскольку много раз предостерегал Серафину, чтобы она туда не ходила.
— Ты помнишь наших старых врагов?.. — начала Серафина.
— Тех, которые отлавливали животных и держали их в клетках в сосновом бору несколько месяцев назад?
Она кивнула:
— Они вернулись, па, и напали на меня. Я была ужасно ранена.
По глазам папаши она видела, что ему больно это слышать.
— Они заперли меня в темном месте, и я никак не могла выбраться оттуда.
Он внимательно слушал рассказ дочери, а она говорила обо всем, что можно сказать, выпуская то, что сказать нельзя. Они прожили бок о бок всю ее жизнь, и Серафина понимала, что это не та история, которую папаше приятно слушать. Но он слушал очень напряженно, потому что хотел узнать и понять, что с ней произошло. Папаша так долго ждал и представлял, как она вернется, так долго молился об этом, что сейчас желал знать все в мельчайших подробностях. Он хотел, чтобы между ними сохранялась связь, чтобы они знали друг о друге все.
— Так, значит, это молодой хозяин помог тебе освободиться, — заключил он.
— Да, — кивнула она.
— Он впал в тоску, когда ты пропала, — проговорил папаша, давая ей на миг представить, как выглядела эта история с его точки зрения. — Хозяин и я, несчастные бедолаги, все время только и говорили об этом, соображая, что можно сделать для парнишки, но, по-моему, от этого легчало только нам двоим, но никак не ему. В конце концов он, видать, сам разобрался, что к чему.
— Думаю, да, — согласилась Серафина, но продолжать не стала. Она просто не могла обсуждать с папашей свое отношение к Брэдену. Чувства ее не поддавались никакому описанию.
— И ты, конечно, поблагодарила его за все, что он для тебя сделал… — заметил он на всякий случай, чтобы быть уверенным, что дочь сделала все, как положено.
Серафина закивала, давая понять, что поблагодарила и обязательно поблагодарит снова.
— А твоя мать? — спросил папаша. Он не был знаком с ней лично, но знал, что она играет важную роль в жизни дочери. — Ты успела повидать ее после того, как вернулась?
Серафине сразу стало грустно.
— Нет, — ответила она, — мама сейчас далеко, и я не могу до нее добраться.
— Надеюсь, с ней все в порядке, — заметил папаша, но было ясно, что он не знает, что еще сказать.
Серафина замялась. Она не знала, как лучше задать вопрос, который крутился у нее в голове с того момента, как выбралась из могилы. Никто не смог бы ответить на него лучше папаши.
— Па, а тебе не кажется, что с тех пор, как я пропала, тут все очень сильно изменилось?.. Все кажется другим… хотя с другой стороны… — Девочка умолкла, поняв, что не сумеет выразить свои чувства словами.
Но папаша, глядя на нее, сказал:
— Думаю, я понимаю, о чем ты. Насколько я это вижу, все вокруг постоянно меняется, но при этом остается неизменным.
И Серафина тоже поняла, что имеет в виду папаша.
— Понимаешь, все вокруг нас все время меняется, — продолжил он. — Механизмы, изобретения, люди, с которыми мы сталкиваемся в течение жизни, даже наши собственные тела — твое растет, а мое стареет. В лесу вырастают новые деревья, реки меняют свое русло. И наши мысли меняются вместе с нами, когда мы растем, учимся, ищем новые пути в жизни, приобретаем новые привычки.
— Но если все меняется, за что нам держаться? — спросила она.
— Вот теперь об остальном, Сера, — ответил папаша. — Все меняется, но при этом остается неизменным. Деревья вырастают и умирают, но лес стоит, как и прежде. Как бы река ни меняла из года в год свое русло, она продолжает течь. Твое тело и ум меняются, но твоя душа, твой дух остается прежним. В глубине души я все тот же мальчишка, каким был двенадцать лет назад. И твой дух не изменится и через пятьдесят лет. Да, ты станешь другой, весь мир станет другим, но твой дух — то, что делает тебя тобой, — будет точно таким же.
— Но если мы постоянно растем и меняемся, я не понимаю, как он может остаться таким же, — сказала Серафина.
— Посмотри на мистера Вандербильта, — сказал папаша. — В твоем возрасте он был тихим спокойным мальчиком, который любил читать, рисовать и путешествовать. Сейчас он важный человек, обладающий богатством и властью…
— Но он все равно добрый, спокойный человек, который любит читать, рисовать и путешествовать, — договорила Серафина.
— Точно, — улыбнулся папаша. — Двенадцатилетний мальчик станет когда-нибудь пятидесятилетним мужчиной. Это он живет и растет. Его тело меняется, и все вокруг него меняется, но его дух остается прежним.
Серафина кивнула. Кажется, она начинала понимать.
— Ты спросила, за что держаться, — продолжил папаша. — Скажу тебе так: держись за людей, Сера, за друзей, семью, за тех, кого ты любишь.
