– Перед судом я попросил Сильюна покопаться в голове у мальчишки. Но он ничего не нашел. Возможно, следовало дать ему больше времени. Но Сильюн сам настаивал, чтобы я поскорее отправил мальчишку в замок Крована для дальнейшей с ним работы. Хотя мы все отлично знаем, на что способен мой младший сын.
Интересные детали. Пока Боуда не знала, как их интерпретировать:
– Возможно, Сильюн хотел сохранить лицо, потерпев неудачу сразу после своего триумфа – возрождение тети Эвтерпы и восстановление Восточного крыла?
– Может быть.
По тону было ясно, что Уиттем не принимает такое предположение на веру. Боуда тоже в это мало верила. Но пока она не находила другого более убедительного объяснения.
– Я не видел Сильюна после его усыновления, – сказал лорд Джардин, вновь наполняя свой бокал. Боуда нахмурилась. Еще не вечер. – В этом, конечно, нет ничего страшного, кроме того, что мать по нему скучает. Он отправился в Орпен-Моут.
– Орпен-Моут? Но там же одни развалины.
– Уже не развалины. Очевидно, он с тетей Эвтерпой занимается восстановлением поместья. Вначале Кайнестон, теперь Орпен-Моут. Думаю, у меня растет настоящий вундеркинд. И когда он приехал в Вестминстер, я подумал, что это может стать началом политической карьеры. Но похоже, мой младший сын выбрал профессию строителя. Какое разочарование. Все меня разочаровывают. – И снова лорд Джардин грохнул бокал на стол, и снова наполнил его. – Но только не ты? Моя умная и такая послушная дочь. – Лорд пожирал ее налитыми кровью глазами. – Скажи мне, Боуда, что ты думаешь о моих детях? Мне кажется, они все с каким-то дефектом. Гавар – прожигатель жизни, Сильюн не имеет ни малейшего представления об ответственности, а Дженнер и вовсе никчемный.
Боуда тоже так считала. Но она сомневалась, что лорд Джардин действительно желает знать ее мнение о его семье. Но куда он ведет? Готов ли лорд Джардин признать то, чего она ждала все эти годы, – жена его сына, а не его сын станет главой следующего поколения семьи?
– Кажется маловероятным, – продолжал лорд Уиттем, указывая на портреты, которые их окружали, – чтобы такая семья, как моя, подбрасывала таких отпрысков. Даже Сильюн, обладающий таким мощным Даром, ущербен во многих отношениях. Мальчик неуправляемый и неискренний. А ведь у них были такие выдающиеся предки.
Он взял Боуду под локоть и повел вдоль висевших на стенах портретов. Первый они прошли не останавливаясь. Кадмус Парва-Джардин был слишком хорошо известен, чтобы нуждаться в комментариях.
– Птолемей Джардин. – Лорд Уиттем указал на наследника и преемника Кадмуса. – Он закрепил достижения революции, которую совершили его дед и отец, и создал условия, чтобы наше правление длилось вечно. Его сын – Аристид Джардин, Истребитель принцев. Он казнил не одного, а трех самозванцев, утверждавших, что они являются наследниками рухнувшего трона.
Боуда посмотрела на Аристида. Его лицо было одним из самых красивых в прекрасной галерее портретов. Можно сказать, что Аристид был совершенен. И его уничтожение принцев-самозванцев было таким же безупречным, как и его внешность.
Вместо того чтобы наказать простолюдинов, которые поддержали первого самозванца, Аристид устроил трехдневный праздник для трудового люда Лондона. Город превратился в огромную ярмарку. Торговцы в палатках бесплатно потчевали пирогами и пивом, сладостями и вином. Лоточники раздавали ленты и милые безделушки. На улицах выступали жонглеры и глотатели огня, на потеху собаки дрались с медведями. Празднование достигло апогея, когда пьяная толпа хлынула на площадь, где испуганный самозванец был привязан голым к столбу. Лондонцы разорвали его на части голыми руками.
За семь лет всплыло еще два самозванца, а потом в Великобритании каким-то странным образом перевелись претенденты королевской крови, и Аристид учредил ежегодный праздник – Кровавую ярмарку. С самыми отъявленными злодеями, выступавшими против режима Равных, публично расправлялись в течение дня разгула. Ужасная традиция прервалась всего два столетия назад. Боуда всегда восхищалась Аристидом. В ее глазах его искусство управлять государством оставалось непревзойденным.
Они прошли мимо еще нескольких портретов. На всех были Джардины.
– Джерролд Джардин, – сказал Уиттем, останавливаясь перед одним из портретов, с которого на них смотрел улыбающийся молодой человек, чьи длинные медного цвета волосы были завязаны на затылке зеленой лентой. – Джерролд Справедливый. Несомненно, ты его хорошо знаешь, он дружил с твоим предком Хардингом Матраверсом, что вывел твой род из безвестности. Джерролд в юности слыл плейбоем, но потом, оказавшись в кресле канцлера, снискал славу и величие. Было время, когда я думал, что и у Гавара все сложится таким же образом. Теперь я в этом не уверен.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросила Боуда. Она знала эти лица, творившие историю Британии, и тех своих предков, чьи портреты украшали стены «Эплдарема».
Боуда ахнула, когда будущий свекор крепко стиснул ее руку и толкнул спиной к холсту. Она отвернулась, когда лицо лорда Уиттема приблизилось к ней, и ее взгляд натолкнулся на взгляд нарисованных глаз Джерролда.
– Говорю затем, что в этом роду есть червоточина, – тяжело выдохнул Уиттем, обдавая ее алкогольными парами. – Должно быть, в том виновата моя жена. У нее очень слабый Дар. И тебе хорошо известна дегенерация Дара ее сестры: странное желание Эвтерпы скрестить свой древний род с родом Зелстона, ее неспособность контролировать свои эмоции, всплеск силы ее Дара практически уничтожил Кайнестон.
Боуда никогда не забудет, что сделала Эвтерпа Парва в тот вечер, когда был убит канцлер Зелстон. Горе трансформировалось в невиданную разрушительную силу. За мгновение до взрыва Восточного крыла Кайнестона Боуда чувствовала, будто на нее что-то навалилось и раздавило все ее внутренности. Но страшно было даже не это, а понимание того, что́ за этим последует, когда эта сила ослабит хватку, – ее тело разлетится на миллионы крошечных кусочков. Но разлетелось осколками Восточное крыло Кайнестона.
– Каждый из моих сыновей унаследовал эту червоточину, – продолжал Уиттем, схватив Боуду за подбородок и разворачивая лицом к себе. – И Гавар тоже. А ты за него собираешься замуж.
От слов лорда Джардина Боуда похолодела. Она еще не вышла замуж. Еще не стала хозяйкой Кайнестона. Еще не мать наследников. Все это она может потерять, а с этой потерей рухнут ее надежды занять кресло канцлера.
– Что вы такое говорите? – произнесла Боуда, стараясь не выдать своего ужаса. – Вы не хотите, чтобы Гавар на мне женился? Мой род, возможно, не такой прославленный, но он сильный. Мы богаче вас. Я обладаю Даром, мои дети будут и красивыми, и умными. И если действительно в этом поколении есть некие признаки вырождения рода, как вы говорите, кто, как не я, может улучшить наследственность?
– О, я не говорю об
