Настал вечер, на дворе уже стемнело и валил мокрый снег. Эльга рано ушла с павечерницы у Мальфрид – лучше уж со Святкой понянчиться. И вдруг… растворяются ворота, двор наполняется шумом ликующих голосов, хриплых от долгого дорожного холода, ржаньем лошадей, стуком, скрипом шагов. Она выбежала в платье, накинув сверху кожух, но уронила его, когда Ингвар обнял ее и оторвал от земли, тычась в лицо влажной от снега холодной бородой. Эльге хотелось визжать от радости и дрыгать ногами в воздухе, но она сдерживалась – будущей королеве Хольмгарда не пристало.
Даже Мистине она тогда обрадовалась – хотя не доверяла ему и отчасти опасалась слишком уж ловкого побратима мужа. Вся челядь поднялась, забегали девки и ключники, чтобы всех поскорее накормить. Ингвар с толпой отроков зашел в избу – бросили в угол какие-то мешки, почему-то сюда, а не на княжий двор. Один, небольшой и тяжелый, явно с серебром, дал Эльге и велел спрятать в свой ларь. Все говорили разом, хохотали. Потом повалили в гридницу, а в избе еще пахло холодом, снегом, лошадьми и влажными кожаными ремнями. Когда Эльга совала изогнутый бронзовый ключ в прорезь замка на ларе, у нее от волнения дрожали руки. Грудь распирало от восторга: конец тоске, теперь вокруг будет шумно и весело. Седмицу подряд ей будут наперебой рассказывать о дорожных приключениях и новостях отсюда и до Ладоги; может быть, и о родичах в Плескове есть вести. Дом наполнится жизнью, говором отроков, их взаимными поддразниваниями, возней и потасовками. Утром они будут упражняться, вечером устраивать в гриднице разные забавы или петь. Ездить на лов и привозить добычу. Все оживет, и хотя у нее разом прибавится хлопот, жить станет весело.
Выскочив из спальной клети, она вдруг наткнулась на Мистину. Он, оказывается, не ушел с Ингваром и прочими, а стоял здесь, в распахнутом кожухе, прислонившись к косяку. Хмельного им еще не подносили, но взгляд его казался полупьяным – будто стальные глаза подтаяли в долгожданном тепле дома.
– Чего ты тут мнешься? – она остановилась. – Домой ступай, Ута ждет!
Хотела намекнуть «ты кой-чего у себя дома не знаешь», но сдержалась: сестра сама расскажет.
– Эльга… – сказал он, будто припас для нее нечто особенное.
Она с ожиданием взглянула ему в лицо, готовая ради такого случая выслушать его по-дружески. Обветренная в зимних дорогах кожа, горбинка на сломанном когда-то носу, припухшие от недосыпа глаза, красные пятна на острых скулах огрубляли красоту его лица, и все же эта суровая красота так била Эльге в глаза, что сердце обрывалось. Она не должна видеть в нем врага; она знает, что он может быть опасен, но ей он ведь не делает ничего дурного. Мистина ее зять, напомнила себе Эльга, ее сестра носит его ребенка. Она своими руками устроила их брак, и Свенельдич сделал ей большую любезность, что на него согласился. Они с ним родичи и должны быть друзьями!
– Я соскучился, – сказал он так, будто это было очень важно. – Можно я…
И показал глазами на ее рот – будто просил позволения взять что-то со стола.
Еще не соскочив с волны воодушевления, она подалась к нему, вцепилась в отвороты его кожуха, потянулась и жарко поцеловала его. Пусть он не жалуется Ингвару, будто жена побратима за что-то его невзлюбила.
Он обнял ее и так горячо ответил на поцелуй, как будто перед ним была его собственная жена. Как будто на нее он собирался излить весь накопленный за долгую поездку мужской пыл – и имел на это право.
Эльга не сразу прервала его порыв – ее остановило изумление, до чего это оказалось приятно. Она и подумать не могла, что этот дерзкий парень, беззастенчивый и с далеко не добрым сердцем, окажется таким сладким на вкус. Сам теплый запах его тела, слитый с запахом шерсти и дыма лесных костров, нес такое блаженство, что хотелось вдыхать его как можно глубже, наполниться им до кончиков пальцев. Как такое возможно?
– Пусти! – вдруг мысль, что Ингвар может всякий миг вернуться в избу и это увидеть, отрезвила ее. – С ума сошел!
Эльга отскочила и кивнула на дверь, угрожающе округлив глаза:
– Ступай отсюда!
Мистина медлил, глядя на нее, будто пытаясь вобрать в себя взглядом. Это был взгляд разумного хищника, который оценивает доступность добычи.
– А то ему пожалуюсь!
Тогда Эльга в первый раз сказала об Ингваре просто «он», будто боялась касаться имени мужа. И еще много раз потом они говорили о нем так.
Она прижалась к стене, испуганная: а что, если он снова подойдет? Хватит ли у нее решимости оттолкнуть его – одолеть искушение еще раз ощутить вкус его поцелуя?
И он смотрел так, будто прикидывал: попытаться еще раз?
Потом качнул головой:
– Ты не пожалуешься.
Как будто совершенно точно это знал.
Затем с явной неохотой развернулся и вышел.
Эльга осталась стоять у двери в спальный чулан, кипя от возмущения и браня себя. Вот наглец! Стоило уступить ему на палец, как он уже готов проглотить ее всю! Не на такую напал! С чего он взял, будто она может быть с ним заодно!
Однако Мистина оказался прав. Она не пожаловалась. И чем больше поводов для таких жалоб он стал давать ей, тем сильнее она боялась, что Ингвар узнает об этом без ее помощи.
Потому что… чем дальше, тем лучше она понимала, как тесно все их с Ингваром успехи связаны с Мистиной Свенельдичем и как сильно зависят от него. Еще не зная, к чему Свенельд, кормилец Ингвара, ведет молодую чету, Эльга угадывала у него какие-то богатые, далеко идущие замыслы об их судьбе. А старый воевода не такой человек, чтобы тешиться пустыми мечтами. По сравнению с этим дерзость Свенельдова сына и его вызывающие, лукавые, вожделеющие глаза были всего лишь мелкой докукой. Вроде колючки в чулке, что царапает кожу, но идти не мешает.
Тогда Эльга так думала. Будущая великая княгиня в наследнице Вещего проснулась раньше, чем истинная женщина. А когда женщина все же проснулась… княгиня уже правила ее судьбой, и пути назад не было…
– Не надо… – Эльга отошла от Мистины и скрестила руки перед собой, словно защищаясь.
– Почему? – Он приподнял брови – левая выше правой – и вдруг стал удивительно похож на Люта, когда тот придавал лицу выражение трогательной мольбы. – Мы ведь даже никого не обманываем. Уже.
– Как ты не понимаешь? – с тоской воскликнула Эльга. – Ведь теперь он все знает…
Даже при жизни Ингвара Эльга не так стыдилась своей измены,
