Командующий эдур во главе своих воинов покинул вершину холма. Сиррин некоторое время глядел им вслед, пока не убедился, что возвращаться они не собираются. Тогда он извлек второй свиток и подошел к преде Императорской бригады.
– Это, – объявил он, – еще один приказ от канцлера.
Преда был ветераном – не только боевым, но и придворным. Коротко кивнув, он принял свиток.
– Финадд, – спросил он, – встанет ли канцлер лично во главе войск, когда настанет время битвы?
– Полагаю, что нет, преда.
– Это может породить определенные сложности.
– В некоторых вопросах его здесь представляю я. Что касается всего остального, изучив свиток, вы обнаружите, что с точки зрения боевого управления вам предоставлена значительная свобода.
– Но что, если Ханради откажется подчиняться моим приказам?
– Полагаю, с этим проблем не возникнет, – ответил Сиррин.
Он смотрел на преду, обдумывающего его слова, и в какой-то момент ему показалось, что глаза у того чуть расширились.
– Финадд, – произнес наконец командующий.
– Да, преда?
– Как дела у канцлера в настоящий момент?
– Великолепно!
– А… в перспективе?
– Он с оптимизмом смотрит в будущее, преда.
– Очень хорошо. Благодарю вас, финадд.
Сирин отсалютовал.
– Прошу разрешения покинуть вас, преда. Я хотел бы озаботиться устройством собственного лагеря.
– Разместите его поближе к холму, финадд. Я буду командовать битвой отсюда… и хотел бы иметь вас под рукой.
– Но здесь почти нет места, преда…
– Я разрешаю вам переместить тех моих солдат, которых вам будет угодно, финадд.
– Благодарю, преда.
О, вот удачно вышло. Немытые солдафоны в пыльных сапогах всегда воображают, что они выше тех, кто несет службу во дворце. Если разбить башку-другую, это быстро заставит их призадуматься. Согласно приказу вашего же преды. Отсалютовав еще раз, он повел своих стражников к подножью холма.
Этот человек был ей знаком. Один из ее бывших студентов? Сын кого-то из соседей, из коллег? Эти вопросы занимали Джанат, пока солдаты выволакивали их из дома Тегола. Как они добрались до подворья Патриотистов, Джанат почти не запомнила. Но этот человек, его странно знакомое лицо – лицо, при виде которого у нее неожиданно пробудились странные ощущения глубоко внутри, – никак не желали покидать память.
Заковав в цепи, ее заперли в камере, во мраке, кишащем грызунами, и оставили там на какое-то время. На несколько дней, возможно, на целую неделю. Миску водянистой похлебки просовывали в щель под дверью, и, похоже, через не слишком регулярные промежутки времени – однако новая миска появлялась только при условии, что она оставляла пустую миску от предыдущей трапезы так, чтобы стражнику несложно было до нее дотянуться. Этого ритуала ей не удосужились объяснить, но она и сама сумела оценить всю его четкость, всю убедительность. Неповиновение означало голод, вернее, голодную смерть – поскольку есть-то хотелось постоянно, в доме у Тегола и Бугга она от такого совсем отвыкла. Там ей в какой-то момент стало казаться, что она курятину уже на дух не переносит. Теперь проклятые куры снились ей каждую ночь.
Тот человек, Танал Йатванар, заглянул в камеру лишь однажды, очевидно, чтобы насладиться зрелищем. Она и не подозревала, что находится в розыске за неподчинение властям, хотя, сказать по правде, не слишком удивилась. Когда у власти бандиты, шишки в первую очередь сыплются на образованный класс. По сути, в этом есть что-то жалкое – в том, сколько насилия происходит лишь из того, что кто-то чувствует себя мелким. Мелким разумом, и неважно, какого размера дубинка у тебя в руках, ощущение неотъемлемой мелкости остается, грызет острыми зубками изнутри.
Как Тегол, так и Бугг время от времени намекали, что, если Патриотисты ее найдут, может получиться довольно скверно. Оказалось, что не ее, а их. Тегол Беддикт, наиболее вздорный из ее студентов, который и на лекции-то ходил, движимый одной лишь юношеской похотью, оказался самым ужасным изменником из разыскиваемых империей – так, во всяком случае, с явным удовольствием в голосе сообщил ей Танал Йатванар, масляно посверкивая глазками. В одной руке он держал фонарь, а другой поглаживал у себя в паху, когда ему казалось, что она не смотрит. Она в это время сидела спиной к каменной стене, уронив голову на грудь – лицо полускрыто грязными спутанными волосами.
Тегол Беддикт, замысливший и осуществивший экономический коллапс целой империи, – в такое все еще как-то не очень верилось. О, разумеется, необходимыми талантами он обладал. Пожалуй, что и наклонностями тоже. Но для столь всеобъемлющей катастрофы, которая разразилась, требовалась целая армия сообщников. Большей частью, конечно же, невольных, старательно подавлявших в себе гложущее подозрение, что предпринимаемые ими действия в конечном итоге окажутся разрушительными сверх всякой меры. Как обычно в подобных случаях, жадность все же брала верх. Таким образом, даже если Тегол Беддикт и замостил дорогу, то сотни человек – тысячи? – добровольно по ней прошли. Сейчас все они подняли возмущенный вой, одновременно пытаясь куда-нибудь спрятаться, чтобы их не захлестнуло кровавым прибоем обвинений.
В данный момент получалось, что за преступление целиком и полностью ответствен Тегол, – если не считать его слуги Бугга, которого пока что так и не удалось схватить.
– Но мы найдем его, Джанат, – объявил ей Танал Йатванар. – Рано или поздно мы всех найдем.
Всех, кроме самих себя, чуть было не ответила Джанат, поскольку, найдя себя, вы ужаснетесь. Однако она ничего не сказала, этого он от нее не добился. Лишь наблюдала, как дубинка в его руке уменьшается в размере, – да, и та дубинка тоже.
– Так же, как мы тебя нашли. Как я тебя нашел. О, теперь это каждый знает. Это я арестовал Тегола Беддикта и профессора Джанат. Я! Не Карос Инвиктад, который сидит день и ночь, пуская слюни над своей коробкой и двухголовым насекомым, будь оно благословенно. Оно, видишь ли, совсем его с ума свело. Ни о чем другом не думает. – Здесь он расхохотался. – Известно ли тебе, что сейчас он богатейший человек во всей империи? Во всяком случае, сам он так полагает. Только всю работу за него делал я. Все транзакции. У меня копии всех документов. И что самое замечательное – я теперь его наследник, а он об этом и не подозревает!
Точно – двухголовое насекомое. Одна голова слюни пускает, другая треплется без остановки.
Танал Йатванар. Он ей знаком – теперь она в этом уверена. Знаком, поскольку говорил ей все это и раньше. Когда он ей об этом объявил, в его голосе не слышалось ни капли фальши – в конце концов, именно поэтому он и был так счастлив снова ее заполучить, так что обмана она здесь не видела.
И теперь ее воспоминания – о промежутке времени между концом
