Кто-то опустился на колени с ним рядом. На плечо легла ласковая рука.
– Остановись, – негромко произнес женский голос. – Остановись, Трулл Сэнгар. Уже поздно.
Удинаас с трудом мог дышать. Своими призрачными руками Сушеный что-то повредил ему в глотке. Он чувствовал, что слабеет, что вокруг сгущается тьма.
Он не смог.
Даже зная все – не смог.
Так бывшему рабу и положено, даже само это слово – ложь. Рабство въедается в душу. Имя моему нынешнему господину – немочь.
Он заставил себя остаться в сознании, поднять голову. Да дыши же, чтоб тебя! Голову подыми – смог ты там или не смог, подыхать еще рано. Выше голову!
И смотри.
Силкас Руин вложил в ножны единственный меч, шагнул к Улшуну Пралу.
Взял его за горло.
Слева раздался низкий женский голос:
– Только попробуй что-то сделать моему сыну, Силкас Руин, – и живым ты отсюда не выйдешь.
Он повернулся и увидел женщину, имасску, закутанную в шкуру пантеры. Она стояла над распростертым воином, которого он только что отшвырнул.
– Он жив, – сказала женщина, указывая на имасса у своих босых ног, – и это единственная причина, почему я еще не разорвала тебя на части.
Заклинательница костей, и огонь в ее кошачьих глазах не сулит ничего хорошего.
Силкас Руин ослабил свою хватку, протянул руку и ловко сдернул с пояса имасса перед собой кремневый нож:
– Это все, что мне нужно.
Как только его пальцы коснулись примитивного оружия, он понял, что так оно в действительности и есть.
Он шагнул назад, не спуская глаз с женщины.
Та не шевельнулась.
Удовлетворенный, Силкас Руин повернулся.
Сэрен, стоя на коленях рядом с Труллом Сэнгаром, смотрела, как Белый Ворон идет туда, где на каменном полу сидела Кубышка. Как протягивает к ней руку.
Он сгреб в кулак ее тунику, резко дернул, подняв девочку в воздух, и сразу же швырнул ее на спину – голова с хрустом ударилась о камень, а он вонзил кремневый нож прямо ей в грудь.
Тонкие ноги дернулись один раз и застыли.
Силкас Руин выпрямился. Отступил на шаг.
Удинаас отвернулся, слезы застилали ему глаза. Конечно же, дитя все знало. Как и он сам. Ведь Кубышка была самым последним, отчаянным созданием башни Азатов.
Но здесь, в этом кровавом месте, она наконец соединилась с Финнэстом.
Он услышал, как Сэрен Педак громко вскрикнула. Снова повернул голову, моргая, чтобы хоть что-то рассмотреть.
Силкас Руин успел отойти в сторону, к вратам.
Там, где лежала Кубышка, из груди которой торчала оплетенная кожей рукоять каменного кинжала, заструился воздух, стала сгущаться тьма. Тело ее дергалось, будто в припадке, конечности начали медленно извиваться, выпуская корни, которые, словно щупальца, погружались в пол пещеры. Камни зашипели, пошел пар.
Силкас Руин отвел взгляд, развернулся, подобрал и вложил в ножны второй меч, прошел через врата и исчез из виду.
Удинаас, к которому постепенно возвращалось дыхание, перевел взгляд туда, где валялось тело Чика, – но и этот сукин сын успел исчезнуть. К одним из врат тянулся длинный кровавый след. На него похоже. Однако, Чик, я видел, как Трулл Сэнгар с тобой разделался. После всех твоих насмешек над столь примитивным оружием, каким-то копьем. Я это видел, Чик.
Окружившее тело Кубышки темное облако росло, разбухало. Стали видны очертания каменного фундамента, черные корни, забившая откуда-то вода растекалась, образуя лужу.
Башня Азатов, навеки заключившая в себе душу Скабандари. Ты отомстил, Силкас Руин. Идеальным образом расквитался за все.
Удинаас, который больше не мог сдерживаться, уронил голову и разрыдался.
Каким-то образом Трулл Сэнгар умудрился снова подняться на ноги. Хотя Сэрен Педак понимала, что если бы она сама – да еще каменное копье, на которое опирался Трулл, – не приняли на себя большую часть веса, ничего бы у него не вышло.
– Прошу тебя, – сказал он. – К моему брату.
Она кивнула, тут же скривившись от боли, – из раны в плече снова выплеснулась кровь, – и они вместе заковыляли туда, где почти у самых врат, сейчас темных, распростерлось тело Фира Сэнгара.
– Но что мне делать? – внезапно заколебавшись, спросил ее Трулл, оборачиваясь на приземистую женщину в шкуре пантеры. Она и тот имасс, у которого был Финнэст, опустились сейчас на корточки рядом с третьим имассом, воином, мертвым или без сознания. Женщина обеими руками гладила его голову. – Онрак… Друг мой…
– Родичи важнее, – сказала ему Сэрен Педак. Потом, повысив голос, окликнула имассов: – Тот воин будет жить?
– Да, – ответил имасс. – Отец жив.
Из груди Трулла Сэнгара вырвался всхлип, и он осел на нее всей тяжестью. Она пошатнулась, но смогла выпрямиться.
– Идем, любимый.
На Трулла это подействовало, как ничто другое. Он уставился ей в лицо, ловя ее взгляд.
– Мы вернемся ко мне домой, – сказала она ему, чувствуя, как в сердце впиваются когти ужаса – еще один, после всего, что я сделала тем, кто был до него. Странник меня прости. Еще один. – У меня с собой меч, – добавила она. – Я должна его закопать перед порогом. – А потом что, упаду на колени и грязными руками закрою себе глаза? И разрыдаюсь от горя по тому, что наступит следом? По тому, что я тебе принесу, Трулл Сэнгар? По ноше, что на тебя взвалю…
– Я мог лишь мечтать об этом, Сэрен Педак.
Она лишь зажмурилась изо всех сил – и кивнула.
Они снова двинулись вперед, оказались рядом с Фиром Сэнгаром, она помогла Труллу опуститься наземь. Трулл отбросил копье и погладил рукой пепельное, безжизненное лицо брата.
Сидящий неподалеку Удинаас – лицо покрыто потеками слез – произнес хриплым, скрежещущим голосом:
– Приветствую тебя, Трулл Сэнгар. И хочу сказать одно… твой брат Фир… он умер как герой.
Трулл поднял голову на летерийца.
– Удинаас. Ты ошибаешься. Мой брат… был на грани предательства.
– Нет, Трулл. Он увидел тебя и хорошо знал, что замыслил Силкас Руин. Он был уверен, что против Белого Ворона тебе не выстоять. Ты меня понимаешь, Трулл? Он увидел тебя.
– По-твоему, так ему будет легче? – выкрикнула Сэрен Педак.
Удинаас оскалил окровавленные зубы.
– Если единственная альтернатива – предательство, то да, аквитор. Трулл, я… мне очень жаль. И все же… я горжусь Фиром. Горжусь, что его знал.
Ее любимый кивнул, потом даже сумел улыбнуться бывшему рабу горькой улыбкой:
– Спасибо тебе, Удинаас. Твой путь – ваш общий путь, – верно, был долгим. И нелегким. – Он перевел взгляд на нее, потом опять на Удинааса. – Я благодарен вам обоим за то, что вы были рядом с братом.
О Трулл, хоть бы ты никогда не узнал, как оно было на самом деле.
Онрак Разбитый открыл глаза и понял, что видит старинный сон, и видение это провернулось у него в душе, словно нож. Значит, не забытье. Не получить мне мира. Вместо этого ко мне
