Удинаас улыбнулся.
– И теперь, Рулад Сэнгар, кто из нас раб? Я стою на краю цепи. Предпоследним. Есть еще одни кандалы. Вот тут, видите? Стою и жду вас.
Заговорила Нисалл, выйдя вперед обнаженная; она двигалась, как змея в свете свечей.
– Я шпионила за тобой, Рулад. Выяснила все твои секреты, и теперь они со мной, как семя в утробе. И скоро мой живот раздуется и начнут появляться чудовища – одно за другим. Отпрыски твоего семени, Рулад Сэнгар. Отвратительные все до одного. И ты думал, что это любовь? Я была твоей шлюхой. Деньги, которые ты мне швырял, оплачивали мою жизнь, но недостаточно. Я стою там, где ты никогда не найдешь меня. Я, Рулад, не жду тебя.
Теперь остались только отец и мать.
Он помнил, когда видел их в последний раз, – в тот день, когда отправил их, закованных, в брюхо этого города. Это ведь было так мудро.
Но тут испросил аудиенции охранник канцлера. По ужасному делу. Голос летерийца дребезжал, как расстроенная лира. Трагедия. Ошибка при смене надзирателей, несколько недель никто не спускался к их клеткам. Никакой пищи, зато, увы, слишком много воды.
Собственно говоря, началось наводнение.
– Мой император. Они утонули. Вода в камере – по грудь. А цепи… слишком короткие. Слишком. Дворец рыдает. Дворец скорбит. Император, вся империя повесила голову. Канцлер Трибан Гнол поражен. Он слег и не в силах выразить скорбь.
Рулад смотрел на дрожащего человека, смотрел сверху вниз, спокойным взглядом того, кто знал смерть снова и снова, знал, не испытывая чувств. И выслушивал пустые слова, обязательные выражения ужаса и печали.
А в уме императора слова могли звучать так: Я послал их вниз, чтобы они утонули. Без единого объяснения.
Поднимающаяся вода, тающий, тонущий дворец. Этот Вечный Дом. Я утопил отца. Мать. Он видел эти камеры, черный поток, отметки на стенах, там, где они царапали стену, сидя на цепи. Он видел все.
И они стояли здесь. Молча. Гнилая и разбухшая от газов плоть, лужи ила вокруг белых морщинистых ступней. Отец, на плечах которого Рулад ездил, захлебываясь от смеха, – ребенок превыше своего бога, который скачет по берегу, бога с бесконечной властью и силой, с обещанием защиты, как легкий поцелуй в лоб ребенка.
Мать… нет, хватит. Я умираю и умираю. Да, смертей больше, чем кто-нибудь может представить. Я умираю, умираю и умираю.
Но где же покой?
Посмотри, что меня ждет. Посмотри на них!
Рулад Сэнгар, Император Тысячи Смертей, сидел в одиночестве на троне, мечтая о покое. Но даже смерть не могла его предложить.
В это самое мгновение брат Императора, Трулл Сэнгар, стоял рядом с Онраком и, слушая писк котят эмлавы в грязи, с удивлением наблюдал, как Бен Адаэфон Делат, высший маг Малазанской империи, переходит вброд мелкую речушку. Он не обращал внимания на ледяной холод потока, грозивший отморозить плоть, кость, даже чувства – ничто не могло его остановить.
Увидев одинокую фигуру, появившуюся из кустов на другом берегу, Быстрый Бен остановился. И, присмотревшись, улыбнулся и еле слышно пробормотал что-то вроде: «Ну а где же еще? И кто же еще кроме него?»
И высший маг зашагал дальше.
Навстречу старому другу, который и сам без промедления вошел в широкую реку.
Еще один малазанец.
Онрак положил руку на плечо Трулла и сказал:
– Друг, здоров же ты плакать.
– Знаю, – ответил со вздохом Трулл. – Это все потому… потому что я сам о таком мечтаю. Для себя. О братьях, о семье. О своем народе. Дары мира, Онрак – вот что ломает меня, снова и снова.
– Я думаю, – сказал Онрак, – что ты прячешься от более глубокой правды.
– Я?
– Да. Есть ведь еще кто-то, так? Не брат, даже не соплеменник, не тисте эдур. Кто предлагает иной мир для тебя, особый. И вот о чем ты тоскуешь, и видишь отблеск этого мира, даже на встрече двух друзей, которую мы тут видим.
Ты плачешь, когда я говорю о своей старинной любви.
Ты плачешь, Трулл Сэнгар, потому что твоя любовь осталась безответной, а нет муки страшнее.
– Пожалуйста, друг. Хватит. Послушай. Интересно, что они говорят друг другу?
– Шум потока уносит их слова, как и всех нас. – Онрак крепче сжал плечо Трулла. – А теперь, мой друг, расскажи мне о ней.
Трулл Сэнгар вытер глаза и улыбнулся.
– Да, это была самая прекрасная женщина…
Книга четвертая. Буря жнеца
Я искал смертьМеж разбросанных обломковАлтаря какого-то храма.Я искал среди цветов,Кивающих ветру и егоСумрачным военным сказаниям.Я искал в кровавых ямах,На задворках женских шатров,Среди нерожденных детей,В ледяном штормеЯ искал утонувших.Среди костяных раковин и круглых червей,Там, где пляшут песчинкиИ каждая выкрикиваетСвое имя, свою жизнь, свою потерю.Я шел дорогами течений,И они никуда не привели.Среди неподвижных туманов,Где крадется неверный свет,Я искал мудрых духов,Мычащих истины во мраке глины.Однако мхи молчали, столь влажные,Что меня не запомнили.Когда же я добрался до поля жатвы,Где жнецы срезают спелые стебли,Мой горделивый поиск закончился.Кремневая коса срезала и меня.Я лежал голым в траве, потерявшисьСреди лета, а его теплый панцирьЮных обещаний отправилсяК священному небу осени.Но когда кости ночиОбернулись гвоздями, сверкающимиВ холодном забытье, из мракаСпустилась смерть и нашла меня.«Накануне К’усон Тапи»Ток АнастерГлава девятнадцатая
Во многих аспектах большого заговора королевств Сафинанда, Болкандо, Ак’рина и Д’рхасилхани, кульминацией которого стали опустошительные Восточные войны, мы можем наблюдать глубочайшую иронию. Начать следует с того, что никакого заговора в действительности не существовало. Гнетущая угроза была фальшивкой, организованной и инспирированной могущественными экономическими силами в Летере, – и даже, нужно заметить, не одними лишь экономическими. Риск нападения со стороны злобного агрессора позволил наложить на население империи обременения, весьма удобные определенным деятелям из элиты; они без сомнения извлекли бы из них огромную материальную выгоду, если бы одновременно, причем в момент, крайне неудачный для летерийской истории, в стране не произошел финансовый коллапс. Приграничные королевства и народы востока в свою очередь не могли не ощущать нависшей над ними неизбежной угрозы, особенно в свете непрекращающейся кампании против оул’данов на севере. В результате большой альянс действительно сформировался, а с учетом вышеупомянутых подстрекательств из-за рубежа вдоль всей восточной границы вскоре вспыхнули боевые действия.
Поскольку в то же время, и совпадение это было не совсем случайным, на северо-западе началось карательное вторжение, император Рулад Сэнгар не мог не ощущать, что находится в
