Теперь я поняла смысл недавнего вопроса Мэтью. Хаббард вполне осознанно потребовал у меня каплю крови. Он попытался заглянуть в мои мысли и воспоминания. По вампирским понятиям это было равнозначно подглядыванию за дедом и бабушкой, когда они занимаются сексом. Я сумела замедлить движение крови, отчего Хаббард получил всего одну каплю. В противном случае он бы залез в личную жизнь каждого из нас и узнал бы тайны Мэтью и мои. Я невольно закрыла глаза, с ужасом представив, к каким бы бедам это привело.
Течение пугающих мыслей нарушил звук, донесшийся из портфеля Эндрю. Нечто подобное я слышала на лекциях, когда у кого-то из студентов внезапно оживал мобильник.
– Вы не выключили громкую связь на своем мобильнике, – сказала я, пытаясь расслышать бормотание. – Вам кто-то оставляет голосовое сообщение.
Мэтью и Эндрю нахмурились.
– Я ничего не слышу, – признался Мэтью.
– И у меня нет мобильного телефона, – добавил Хаббард.
– Тогда откуда эти звуки? – Я вертела головой по сторонам. – Радио кто-то включил, что ли?
– У меня в портфеле лежит всего одна вещь. – Хаббард щелкнул медными застежками, полез внутрь и…
Странный «разговор» стал громче. В меня ударила магическая сила. Все чувства обострились. Нити, связывающие мир, вдруг возбужденно загудели. Они скручивались и изгибались, заполняя пространство между мной и листом веленевого пергамента в руках Эндрю Хаббарда. Моя кровь отозвалась на слабый зов магии, исходящий от листа из Книги Жизни. Запястья стали горячими. Комната наполнилась знакомым запахом плесени и старины.
Хаббард повернул лист лицом ко мне, но я уже знала, что́ увижу. Двух алхимических драконов, переплетенных между собой. Кровь из их ран, падающую в чашу, откуда поднимались бледные обнаженные человеческие фигуры. Рисунок изображал стадию алхимического процесса после свадьбы королевы-луны и короля-солнца: conceptio[32]. В результате союза противоположностей: мужского и женского, света и тьмы, солнца и луны… появлялась новая могущественная субстанция.
Я неделями искала в Бейнеке следы листов, вырванных из «Ашмола-782», а один из них пожаловал ко мне прямо в дом, объявившись за обеденным столом.
– Это прислал мне Эдвард Келли осенью после вашего отъезда. Он просил не выпускать лист из поля зрения, – сказал Хаббард, подавая мне пергамент.
Мы лишь мельком видели рисунок во дворце Рудольфа. Впоследствии мы с Мэтью строили предположения. Нас интересовало, кем могли быть алхимические драконы. Внешне они были похожи на мою огнедышащую дракониху и уробороса. У одного были две лапы и крылья, второй выглядел похожим на змею, кусающую собственный хвост. Почуяв собрата, уроборос на моем запястье зашевелился и засиял. Рисунок тянул к себе и завораживал. Сейчас, когда меня никто не торопил, я вглядывалась в детали. Драконы смотрели друг на друга с нескрываемым восторгом. То же удивление было на лицах их потомства, поднимающегося из чаши, где оно родилось. Два могущественных существа находились в состоянии сверхъестественного равновесия.
– Джек стал хранителем этого рисунка. Чума, пожар, война – парень берег его как зеницу ока. Он говорил, что рисунок принадлежит вам, мистресс Ройдон, – сказал Хаббард, прервав мой благоговейный транс.
– Мне? – Я коснулась уголка велени, и кто-то из близнецов сильно ударил меня ножкой в живот. – Нет. Рисунок принадлежит нам всем.
– Однако только у вас установилась с ним особая связь. Вы – единственная, кто услышал его слова, – сказал Эндрю. – Когда-то давно один колдун из моих подопечных решил, что этот лист – из книги первых заклинаний, составленных ведьмами. А старый вампир, объявившийся в Лондоне, говорил, будто лист взят из Книги Жизни. Молю Господа, чтобы оба мнения оказались неверными.
– Что вам известно о Книге Жизни? – громовым голосом спросил Мэтью.
– Только то, что ее жаждет заполучить Бенжамен. Так он говорил Джеку. Но об этой книге я слышал от своего создателя и раньше. Бенжамен разыскивал ее в Оксфорде, причем давно, еще до моего превращения в вампира.
Получалось, Бенжамен вел поиски книги с середины XIV века. Гораздо дольше, чем Мэтью.
– Мой создатель полагал, что сумеет найти книгу в библиотеке некоего оксфордского чародея. Бенжамен даже сделал ему подарок в обмен на книгу: медную голову, способную пророчествовать. – Лицо Хаббарда погрустнело. – Всегда печально видеть, когда мудрые личности так подвержены предрассудкам. А ведь Господь говорил: «Не обращайтесь к идолам и богов литых не делайте себе»[33].
Ходили слухи, что у Герберта из Орильяка был такой медный оракул. А в Конгрегации сильнее всех «Ашмолом-782» интересовался Питер Нокс. Вдруг Герберт все эти годы действовал рука об руку с Бенжаменом? Вдруг это он обратился за помощью к Питеру Ноксу?
– Оксфордский колдун подарок принял, но книгу так и не отдал, – продолжал Хаббард. – И десятилетия спустя мой создатель проклинал его за двуличность. Имени колдуна я так и не узнал.
– Скорее всего, им был Роджер Бэкон: алхимик, философ и колдун, – сказал Мэтью, глядя на меня.
Когда-то Бэкон владел Книгой Жизни, называя ее «тайной тайн».
– Алхимия – одно из многих нечестивых занятий ведьм и колдунов, – пренебрежительно заметил Хаббард и тут же с беспокойством добавил: – Мои дети сообщили, что Бенжамен вернулся в Англию.
– Так оно и есть. Бенжамен следил за моей лабораторией в Оксфорде.
Мэтью и словом не обмолвился, что Книга Жизни сейчас находилась в нескольких кварталах от той самой лаборатории. Согласно вампирской родословной, Хаббард считался внуком Мэтью, однако между родством и доверием не было знака равенства.
– Если Бенжамен в Англии, как мы убережем Джека от его когтей? – спросила я, ощутив ту же тревогу, что и Хаббард.
– Джек вернется в Лондон. Там моего создателя жалуют не больше, чем вас, Мэтью. – Хаббард встал. – Пока Джек со мной, он в безопасности.
– От гнусностей Бенжамена не застрахован никто. Джек в Лондон не вернется. И вы, Эндрю, тоже. Во всяком случае, в ближайшее время. – В голосе Мэтью вновь появились повелительные интонации.
– Мы замечательно жили без вашего вмешательства, – ответил Хаббард. – Поздновато вам захотелось управлять своими детьми на манер древнеримского отца.
– Римская патриархальная семья. Замечательная традиция. – Мэтью привалился к спинке стула, сжимая в руке стакан; сейчас он напоминал уже не принца, а короля. – Вы только представьте. Мужчина получает власть над жизнью и смертью жены, детей, слуг и всех, кого он принял в свою семью. Даже близких родственников, чьи отцы оставляют желать лучшего. Мне это чем-то напоминает ваших лондонских чад.
Мэтью сделал несколько глотков. С каждой секундой Хаббард чувствовал себя все неуютнее.
– Мои дети подчиняются мне добровольно, – наконец буркнул он. – Они почитают меня, как и положено всяким Божьим детям.
– Какой же вы идеалист! – с легкой издевкой произнес Мэтью. – Вам ведь известно, кто придумал патриархальные семьи.
– Я уже говорил кто. Римляне! – резко проговорил Хаббард. – Я достаточно образован, вопреки вашим сомнениям на этот счет.
– Римскую патриархальную семью придумал Филипп. – Глаза Мэтью блестели, как после удачной шутки. –
