Роскошный кирпичный особняк в одном из самых фешенебельных кварталов Лондона. Фасад в пять окон, четыре высоких этажа. Я продолжала думать, что это ошибка, и одновременно не хотела ошибиться. Переплеты высоких окон были выкрашены в белый цвет, великолепно сочетаясь с теплым оттенком кирпичных стен. Старинные стекла как будто подмигивали, ловя полуденное солнце. Мне представлялось, что внутри дом буквально купается в свете. Наверняка там и тепло, поскольку на крыше вместо обычных двух труб было три. А входная дверь сверкала таким изобилием начищенной меди, что хватило бы на духовой оркестр. Славный кусочек истории, называемый домом.
– Мне дали этот адрес и велели ехать сюда, мистресс… э-э… миссис… хм… Диана.
Леонард Шордич – давнишний приятель Джека и один из бывших отпетых чад Хаббарда – вместе с Хэмишем встречал нас в зоне прибытия частных самолетов аэропорта в Лондоне, в Доклендсе. Остановив «мерседес», Леонард обернулся назад, ожидая дальнейших указаний.
– Тетушка, я же тебе говорил, что это твой дом. Если не понравится, мы найдем другой. Но будущие сделки с недвижимостью разумнее обсуждать внутри, а не здесь, где нас видят все местные вампиры, демоны и ведьмы. Вытаскивай багаж, парень, – приказал он Леонарду, вылезая с пассажирского сиденья.
Галлоглас шумно захлопнул дверцу. Он до сих пор сердился, что не сам вез меня в Мейфэр. Но в XVI веке я уже плавала по Темзе с Галлогласом и предпочла довериться водительскому искусству Леонарда.
Я еще раз с сомнением посмотрела на особняк.
– Не волнуйся, Диана. Дом Клермона внутри гораздо скромнее, чем снаружи. Правда, есть роскошная лестница и затейливая лепнина на потолке. Но не везде, – сказал Хэмиш, открывая дверцу. – Ты к нему привыкнешь, хотя дом… действительно великоват.
Леонард открыл багажник, достав оттуда мой чемодан и большой рукописный плакат, с которым он нас встречал. По его словам, он хотел исполнить поручение надлежащим образом и соорудил этот плакат, написав крупными буквами «КЛЕРМОН». Когда Хэмиш сказал ему о необходимости соблюдать разумную осторожность, Леонард перечеркнул написанное и ниже еще жирнее вывел новую надпись: «РОЙДОН».
– Как ты догадался обратиться к Леонарду? – спросила я у Хэмиша, выбравшись с его помощью из машины.
Первый и единственный раз я видела Леонарда в 1591 году. Тогда он выглядел пятнадцатилетним подростком. К нам он пришел в компании другого мальчишки со странным, но точным прозвищем Эймен Уголок. Еще я помнила, как Мэтью бросил в них кинжал только за то, что они явились с посланием от отца Хаббарда. Вряд ли моему мужу хотелось поддерживать контакты с чадами Хаббарда.
– Галлоглас прислал сообщение с номером мобильника Леонарда. Он попросил, чтобы наши дела по возможности не выходили за пределы семьи. А я и не знал, что Мэтью владеет частной компанией прокатных автомобилей, – признался Хэмиш, с любопытством глядя на меня.
– Компания принадлежит внуку Мэтью.
Пока ехали из аэропорта, я в основном просматривала рекламные буклеты, собранные в кармане на задней стенке водительского сиденья. Буклеты на все лады расхваливали услуги компании с ограниченной ответственностью «Хаббарды из Хаундсдича», которая «с 1917 года качественно и эффективно удовлетворяет самые разнообразные транспортные потребности лондонцев».
Мои объяснения прервало появление невысокой, широкобедрой пожилой женщины со знакомым нахмуренным лицом. Она открыла синюю сводчатую дверь. Я застыла, не веря своим глазам.
– Что-то ты исхудала, Марта, – сказал Галлоглас, наклоняясь и целуя ее.
Затем он обернулся назад. От тротуара к двери вели несколько ступенек, которые, по мнению Галлогласа, я должна была бы уже одолеть.
– Тетушка, ты так и будешь стоять на тротуаре?
– А почему здесь оказалась Марта?
У меня пересохло во рту, и голос звучал хрипло.
– Никак Диана появилась? – зазвенел голос Изабо, вплетаясь в негромкие городские звуки. – Мы с Мартой прилетели помогать тебе. Только и всего.
Галлоглас присвистнул:
– Бабуля, смотрю, тебе очень понравилось быть удерживаемой против воли. Такой оживленной я тебя не видел со времен коронации Виктории.
– Льстец! – Изабо потрепала внука по щеке, затем, увидев меня, чуть не ойкнула.
– Марта, погляди! Диана белая как снег. Галлоглас, немедленно затаскивай ее внутрь.
– Тетушка, слышала? С бабулей не спорят. – Галлоглас подхватил меня на руки и внес в дом.
Я оказалась в просторном холле. Его пол был выложен черно-белыми мраморными плитами. Холл заканчивался завораживающе красивой изогнутой лестницей. Над лестницей из круглого окна струился солнечный свет, заливая ступени и позволяя разглядеть детали лепных украшений.
Меня провели в тихую гостиную. На окнах были длинные портьеры из серого травчатого шелка. Их цвет составлял приятный контраст с кремовыми стенами. Мне понравились оттенки мебели: серо-голубой, терракота, кремовый и черный. Все это подчеркивало серый цвет портьер. В воздухе слабо пахло корицей и клевером. Вкус Мэтью ощущался во всем. В заводной модели Солнечной системы, чьи медные планеты сверкали, как маленькие солнца. В японском фарфоре. В ковре теплых оттенков.
– Привет, Диана. Я подумала, что ты не откажешься от чая.
В комнату вошла Фиби Тейлор, распространяя запах сирени и держа поднос, на котором слегка позвякивали фарфоровые чашки и серебряные ложечки.
– А почему ты не в Сет-Туре? – спросила я, испытав еще одно удивление.
– Изабо сказала, что здесь я нужнее.
Черные каблучки Фиби стучали по блестящему паркету. Естественно, она сразу заметила Леонарда и впилась в него глазами. Это не помешало Фиби поставить поднос на изящный столик, крышка которого была отполирована до зеркального блеска и воспроизводила отражение невесты Маркуса.
– Простите, мы, кажется, раньше не встречались. Желаете чая?
– Леонард Шордич, ма-мадам, к вашим услугам, – слегка заикаясь, представился Леонард и неуклюже поклонился. – Благодарю за предложение. Я бы не прочь выпить чайку. С молоком. Четыре куска сахара.
Фиби налила чай, положила в чашку только три куска сахара и подала Леонарду. Марта фыркнула, затем уселась на стул с высокой спинкой. Оттуда она, словно ястреб, следила за каждым движением Фиби и Леонарда.
– Леонард, такое обилие сахара испортит тебе зубы, – сказала я, не в силах сдержать материнский инстинкт.
– У вампиров зубы не портятся, мистресс… э-э… миссис… хм… Диана.
От смущения его рука сильно дрожала, заставляя дрожать и фарфоровую чашку на блюдце, расписанную красным орнаментом в японском стиле. Фиби побледнела:
– Это фарфор челси, причем довольно ранний. Все, что собрано в этом доме, должно бы находиться под стеклом, в музее Виктории и Альберта. – Фиби протянула мне такую же чашку с серебряной ложечкой, позвякивающей на блюдце. – Если что-нибудь разобьется, я себе не прощу. Такие шедевры незаменимы.
Если у Фиби с Маркусом дойдет до свадьбы, ей придется привыкнуть к жизни в окружении предметов, имеющих музейную ценность.
Я сделала глоток обжигающе горячего сладкого чая с молоком и облегченно вздохнула. Воцарилась тишина. Я сделала еще глоток и оглядела гостиную. Галлоглас расположился в угловом кресле эпохи королевы Анны, широко расставив мускулистые ноги. Изабо восседала в самом
