– Пётр, теперь об оружии, – встал с лежака Грауль.
Он подошёл к сложенным у расписной стены ящикам, с треском отодрав крышку с верхнего. Оказавшиеся там карабины сюрпризом для Карпинского не стали: дюжина из них предназначалась воеводе Бельскому, в качестве затравки, другая дюжина – посольству в Данию. А то мало ли чего случится, датчане в те времена были не теми толерантными европейскими тихонями, что знали мы. Лихих людей промеж них сейчас немало…
– Посидим на дорожку, – предложил Грауль, когда все переоделись и разобрали укрытые в кожаных чехлах карабины, повесив их на плечи. Пришли и пятнадцать мужичков-нижегородцев, ангарская же одёжка вскоре исчезла.
– В ангарские кафтаны оденутся остальные мужички, – пояснил Павел, – чтобы не сразу заметна была ваша пропажа.
– Ну, пошли! – Павел направился к выходу из светлицы.
Пройдя по тёмному коридору этажа, ангарцы вышли к небольшому переходу между половинами терема, крытому досками. Одна сторона выходила на внутренний дворик заведения, другая – на проездную межрядную дорогу с бревенчатой мостовой. По переходу шумными порывами гулял ночной ветер, на улице же было тихо, лишь с первого этажа, где была трапезная, доносились пьяные голоса, в стойлах изредка всхрапывали лошади да трещали сверчки.
– Уходить будете за следующий дом, – Кабаржицкий указал на тёмную громадину впереди.
Дождавшись очередного прохода стрельцов, товарищи Карпинского один за другим стали спускаться по верёвкам в темноту улицы. Подтянув верёвки и пропустив очередной проход караульных стрельцов с факелом, манёвр повторили. Странно, но никакой боязни, по сути, потерять всякую связь со своими друзьями у Петра не было. В крови шумел адреналин, а в голове – чистый восторг и чувство неотвратимого подвига. Наверное, то же самое испытывают перед первым прыжком с парашютом. Спустили последний ящик. Ну всё, сейчас очередь Петра. Он обнялся с Володей, Никитой. Павел подошёл сам, крепко обнял и тихонько проговорил:
– Больше слушай Микулича, он мужик матёрый, понимает, что к чему. И, случись что, не опасайся применять оружие. Даже не раздумывай, доверься эмоциям, решай вопросы оперативно, жёстко. Ну, давай, с Богом!
На Карпинского, едва он коснулся сапогами брёвен мостовой, нахлынуло чувство оторванности, и, глядя, как уходят вверх верёвки, впервые с момента попадания в этот мир ощутил себя песчинкой в море. «Ну вот, Петя, теперь ты рассчитываешь только на себя и своих немногих товарищей, что находятся рядом с тобой».
– Ну всё, теперь только на себя им надеяться, – Павел эхом повторил мысли Петра, глядя в темноту ночи.
– Думаю, он справится, – сказал Кабаржицкий, подойдя к перилам. – По крайней мере, у меня хорошее предчувствие.
Грауль только развёл руками, оглядев своих товарищей, и произнёс:
– Мужики, давайте все спать, завтра с утра буду с вами проводить инструктаж. Володя, а ты погоди, нам с тобой ещё покумекать надо.
Чуть позже в светлице
– Стрельцов должны были бы сменить. Странно, что они вообще с нами до сих пор, – говорил Грауль. – Они не охранники, и службу фактически завалили. Я, честно говоря, думал, что тут должны бы появиться местные спецслужбы.
– Кстати, да, что там у них сейчас? Тайный приказ или приказ тайных дел? – наморщил лоб Кабаржицкий.
– Не знаю, по-моему, это только у Фёдора Первого появится Тайная канцелярия, но это уже позже.
– Погоди-погоди, – воскликнул Владимир. – А ведь получается, что это мы Бельского на трон посадим? Он же с нами сотрудничать хочет!
– Он сам к власти придёт, – пожал плечами Павел. – Мне не известна информация о каких-либо заговорах. В Москве по смерти Михаила Фёдоровича вспыхнет мятеж боярский – последний их выверт в сторону поляков. В первую Смуту у них почти получилось пригласить ляха на трон, Владислав даже титул Московского царя тогда принял. А на этот раз Бельские им даже такого сделать не дали.
– А Алексея Михайловича умертвили всё-таки бояре или Бельский, сам как думаешь?
– По официальным данным исторической науки и по логике событий – да, они, клятые. Но, как я тебе уже говорил, есть теория, подтверждённая лишь косвенно, что к этому причастен и Фёдор Самойлович. Да и вопрос с отравлением Никиты Бельского довольно тёмный. После успешной обороны Себежа и сбора разбитых полков он ушёл к Москве, где бушевал боярский бунт. Вырезал всех изменников к чёртовой матери и вскоре был отравлен на пиру по случаю усмирения бунта. А на трон взошёл опекун Ивана, младшего сына Михаила – Никита Романов, двоюродный брат первого царя из рода Романовых.
– Дай угадать, – перебил собеседника Кабаржицкий. – Иван Михайлович тоже был отравлен?
Грауль кивнул.
– А после чего, решением Земского Собора, въехал в кремль, когда были вычищены практически все, кто смог бы ему помешать. Обвинил злопыхателей, убрав князей Милославских, да и всех прочих, кто мог ему помешать, в смерти Алексея Михайловича – и вуаля – новый царь!
– А как же Бельские пролезли на трон? – удивился Владимир. – Ведь худородные князья, а чин боярский Фёдор Бельский получил от Никиты Романова только спустя год после его воцарения!
– Знал бы Никита, кого пригрел на груди, – усмехнулся Павел. – Все эти отравления, воцарения – чем они отличались, судя по вашим рассказам, от вашего восемнадцатого века? Ведь тоже сплошная уголовщина и предательства. С самими Романовыми-то так же было? В начале семнадцатого века была истреблена ветвь Рюриковичей, идущая от Ивана Калиты, причём руками Гедиминовичей. Потом все претенденты из рода Годуновых. И князь Голицын умирает в том же году, в котором из польского плена прибывает Филарет. А Бельские чем хуже? Тем более им покровительствовал и клан Долгоруких.
– Как сейчас всё повернётся – вот вопрос! Я бы хотел пообщаться с Никитой Бельским, – заключил Павел, глядя немигающим взглядом на Владимира.
– Получится ли? – пожал плечами Кабаржицкий. – Мы же под присмотром.
Под утро, когда солнце только-только показалось, а Кабаржицкий видел уже десятый сон, его растолкали самым бесцеремонным способом.
– Володя, у нас гости, одевайся!
– Да я, собственно, одет, – недоуменно проговорил он. – Какие гости?
– Стрельцов меняют-таки на спецуру местную.
– Ты не спал? – удивился Кабаржицкий. – Оставил бы кого-нибудь из мужичков.
Однако, посмотрев на выражение лица Павла, он понимающе кивнул, вспомнив сытые и довольные лица нижегородцев.
– Ступай в светлицу Никиты, крайняя от лестницы, там все собрались.
Едва открыв дверь, Кабаржицкий тут же отпрянул, в полном изумлении. Все остававшиеся с ними нижегородцы, переодетые в ангарские кафтаны, сидели на лавках, сундуках, стояли у кровати и в весьма бодром состоянии.
– Проходи, Владимир, присаживайся, – заулыбался входящий следом Грауль. – Мужики, ну что, выбор учинили?
– Да, Павел Лукич, о попе Саве.
– Ну и отлично, всё, ждём, – Павел оставил дверь чуточку приоткрытой и прошёл в середину комнаты.
– Думаешь, они к нам наверх пойдут? – Владимир вопросительно посмотрел на Грауля.
– Уже, наверное, пошли. А ты бы, будучи государевым человеком при исполнении, не захотел бы пошарить у нас в сундуках? – отвечал Грауль.
И после некоторой паузы, подмигнув, продолжил:
– Мне Есенька, холоп хозяйский, докладывает, если кто на
