Девчонки тоже любили все эти группы и песни, потому что их любил папа, но они даже не подозревали о связанном с ними спектре эмоций. Они не слушали «Зову тебя по имени», целуясь на заднем сиденье автомобиля отца Терри: губы Терри обжигают шею Марси, его рука – у нее под свитером. Они не слушали «Любовь нельзя купить» (которая прямо сейчас доносилась сверху), сидя на диване в самой первой квартире, где Терри и Марси стали жить вместе. Девчонки, которых тогда не было и в помине, не держались за руки за просмотром «Вечера трудного дня» на стареньком видеомагнитофоне, купленном за двадцать долларов на барахолке: великолепная четверка вовсю развлекается на черно-белой записи, прекрасная и юная, и Марси знает, что выйдет замуж за парня, который сейчас держит ее за руку, пусть даже он сам еще этого не понял. Был ли Джон Леннон уже мертв, когда они смотрели ту старую запись? Застрелен прямо на улице, как ее муж?
Она не знала, не могла вспомнить. Знала только, что они с Сарой и Грейс достойно держались на похоронах, но теперь похороны состоялись, и впереди ждала долгая жизнь матери-одиночки (какое ужасное слово), а веселая музыка, доносившаяся из комнаты Грейс, рвала Марси сердце. Каждая строчка, каждый искусный рифф Джорджа Харрисона были как свежая рана. Дважды Марси вставала из-за кухонного стола, где сидела за чашкой остывшего кофе. Дважды подходила к подножию лестницы и делала вдох, чтобы крикнуть: Хватит! Выключите проигрыватель! И дважды возвращалась обратно в кухню. Дочери тоже скорбели.
Поднявшись в третий раз, Марси подошла к кухонному комоду и выдвинула нижний ящик. Она была почти уверена, что там ничего нет, но в дальнем углу обнаружилась пачка «Винстона». В пачке остались три сигареты. Нет, даже четыре. Марси бросила курить на пятый день рождения младшей дочери. Она взбивала крем для торта Грейси, и ее скрутил приступ жуткого кашля. Вот тогда Марси и поклялась себе бросить курить. Навсегда. Но почему-то не выкинула оставшиеся сигареты, а спрятала в ящик комода, словно какая-то темная и дальновидная частичка ее души уже тогда знала, что когда-нибудь они ей понадобятся.
Они уже старые, им пять лет. Наверняка прогоркли. Будешь кашлять, пока не отключишься.
Вот и славно. Так даже лучше.
Она достала из пачки одну сигарету, уже предвкушая затяжку. Курильщики никогда не бросают, просто делают перерывы, подумала Марси. Она подошла к лестнице и прислушалась. «Я люблю ее» сменилась «Скажи почему» (извечный вопрос). Она представила, как девчонки сидят на кровати Грейс. Не разговаривают, просто слушают. Может быть, держатся за руки. Причащаются к таинству. Принимают дары от папы, которого больше нет. Папины пластинки, купленные в Интернете и в магазине звукозаписи в Кэп-Сити, «Обрати время вспять». Он держал их в руках, как когда-то держал дочерей.
В углу гостиной стояла пузатая печка, которую они топили только в самые студеные зимние вечера. Марси подошла к печке и вслепую нащупала на полке коробку спичек. Вслепую, потому что на той же полке стояли фотографии в рамках, смотреть на которые у нее пока не было сил. Может быть, силы появятся через месяц. Может быть, через год. Сколько времени нужно, чтобы оправиться от самого первого, самого острого приступа горя? Наверняка ответ можно найти в Интернете, на «Веб Эм-Ди». Но Марси боялась смотреть.
Хорошо хоть настырные репортеры отбыли восвояси после похорон, спеша вернуться в Кэп-Сити для освещения какого-то свежего политического скандала. Теперь не придется выходить на заднее крыльцо, где ее могли бы заметить девчонки, если бы выглянули в окно. Не надо, чтобы они видели, как мама курит. В гараже тоже нельзя курить: девочки почувствуют дым, когда придут за новой порцией пластинок.
Марси открыла переднюю дверь и едва не налетела на Ральфа Андерсона, который стоял на крыльце и как раз готовился постучать.
11Ужас в глазах Марси – как будто она увидела чудовище, может быть, зомби из одноименного сериала, – оглушил Ральфа. Он заметил ее растрепанные волосы, пятно на отвороте халата (который был ей велик; наверное, это был халат Терри), слегка погнутую сигарету в руке. И кое-что еще. Она была красивой женщиной, но теперь заметно подурнела. Он никогда бы не подумал, что такое возможно.
– Марси…
– Нет. Тебе здесь не место. Уходи. – Ее голос звучал глухо, надрывно, словно ей не хватало воздуха.
– Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, выслушай меня.
– Ты убил моего мужа. Нам с тобой не о чем разговаривать.
Она хотела захлопнуть дверь, но Ральф удержал ее рукой.
– Я его не убивал, хоть и сыграл свою роль. Если хочешь, зови меня соучастником. Я не должен был арестовывать его на глазах у всего города. Это было неверное решение. У меня были свои причины, но, как оказалось, я ошибся. Я…
– Убери руку. Сейчас же. Или я вызываю полицию.
– Марси…
– Не называй меня так. После всего, что ты сделал, ты не вправе обращаться ко мне по имени. Я сейчас не кричу в полный голос только потому, что мои дочки сидят наверху и слушают пластинки своего мертвого отца.
– Пожалуйста. – Ральф чуть не добавил: «Не заставляй меня умолять», – но это были бы неправильные слова. Этого было мало. – Я тебя умоляю. Давай поговорим.
Она подняла руку с сигаретой и рассмеялась страшным, безжизненным смехом.
– Я думала, что теперь, когда все гниды и вши расползлись, я могу выйти на собственное крыльцо и спокойно покурить. И смотрите, кто к нам пришел. Самая главная гнида, всем гнидам гнида. Я повторяю в последний раз, мистер Гнида, который убил моего мужа. Пошел… на хрен… отсюда.
– А если убийца – не он?
Ее глаза расширились, рука, давившая на дверь, вдруг ослабла, пусть ненадолго.
– Если не он?! Господи боже, он же сказал, что никого не убивал! Он так сказал перед смертью! Что еще тебе нужно? Телеграмму от архангела Гавриила, переданную лично в руки?
– Если это не он, то настоящий убийца все еще на свободе, и он уничтожил не только вашу семью, но и семью Питерсонов.
Она на секунду задумалась, потом сказала:
– Оливер Питерсон мертв, потому что тебе и этому сукину сыну Сэмюэлсу надо
