– Кажется, вы хорошо его знали.
– Я его не защищаю, ни в коем случае. Мы с ним частенько сиживали в баре, но не вдвоем, не подумайте. Просто в компании сослуживцев. Раньше мы иногда заходили в «Трилистник» после работы. Когда у меня еще были деньги, чтобы угостить всю компанию в свой черед. Но те деньки уже в прошлом. Мы называли себя «Забывчивая пятерка», как в том…
– Кажется, я поняла, – сказала Холли.
– Да уж, наверняка поняли. Мы знали все анекдоты про больных Альцгеймером. Анекдоты довольно обидные. А пациенты у нас в большинстве своем милые люди, и мы в общем-то и не смеялись над ними, просто смешили друг друга, чтобы… Я даже не знаю…
– Чтобы снять напряжение после смены? – подсказала Холли.
– Да, точно. Хотите пива, Холли?
– Да, спасибо. – Холли не любила пиво, и когда принимаешь «Лексапро», не рекомендуется употреблять алкоголь, но она хотела поддержать разговор.
Уилсон сходила на кухню и принесла две банки «Бад лайт», одну из которых вручила Холли. Стакан она не предложила.
– Да, я знала, что у него есть судимость, – сказала она, снова плюхнувшись в кресло, залатанное изолентой. Кресло устало вздохнуло. – Мы все знали. Алкоголь распускает языки. Но это не имело ничего общего с тем ужасом, который он сотворил в апреле. Я до сих пор не могу поверить. Я же с ним целовалась под венком из омелы на прошлогодней рождественской вечеринке. – Она то ли действительно вздрогнула, то ли сделала вид.
– Значит, его не было в городе двадцать третьего апреля…
– Ну, наверное. Я знаю только, что это было весной. У меня как раз началась весенняя аллергия, – сказала Уилсон, закурив очередную сигарету. – Он говорил, что поедет в Реджис. Сказал, они с мамой хотят заказать панихиду по отцу, на годовщину его смерти. «Поминальную службу», так он это назвал. Может быть, он и вправду поехал в Реджис, но вернулся сюда и убил тех сестричек из Тротвуда. Тут никаких сомнений нет. Его видели в городе, и есть запись с камеры на заправке, где он заправлялся.
– Какая у него была машина? – спросила Холли. – Микроавтобус?
Это был наводящий вопрос. Билл бы этого не одобрил, но она не смогла удержаться.
– Я не знаю. В газетах вроде бы не писали. Наверное, его джип. У него был «тахо», весь навороченный. Особые шины. Хромированные детали. И закрытый кузов. Может, он их туда и уложил. Чем-то накачал, чтобы спали, пока он не будет готов ими… попользоваться.
– Уф, – не удержалась Холли.
Кэнди Уилсон кивнула:
– Вот-вот. О таком лучше не думать, но оно само лезет в голову. По себе знаю. И они обнаружили его ДНК, как вам, наверное, известно, потому что об этом писали в газетах.
– Да.
– И я сама его видела на той неделе, когда все случилось. Он заходил на работу, хотя его отпуск еще не закончился. Я тогда в шутку спросила: «Что, так быстро соскучился по работе?» Он ничего не ответил, лишь улыбнулся какой-то странной улыбкой и пошел в крыло Б. Я никогда раньше не видела, чтобы он так улыбался. Уже потом мне пришло в голову, что, может быть, у него под ногтями еще оставалась их кровь. Может быть, даже на члене и яйцах. Господи, прямо дрожь пробирает при одной только мысли…
Холли тоже пробрала дрожь, но она ничего не сказала. Она отпила пива и спросила, какого числа это было.
– Так вот с ходу не вспомню, но уже после того, как пропали те девочки. Хотя погодите. Сейчас скажу точно. Как раз на тот день я записывалась к парикмахеру. На окрашивание волос. И с тех пор не была в парикмахерской, как вы, наверное, уже заметили. Одну секунду.
Уилсон подошла к столику в углу гостиной, взяла ежедневник, пролистала его и сказала:
– Вот. Салон красоты «Дебби». Двадцать шестого апреля.
Холли записала дату в блокнот и поставила рядом большой восклицательный знак. Именно в этот день Терри в последний раз навещал отца. А на следующий день Мейтленды улетели домой во Флинт-Сити.
– Питер Мейтленд знал мистера Холмса?
Уилсон рассмеялась:
– Дорогая, Питер Мейтленд уже никого не знает. Еще в прошлом году у него бывали периоды просветлений, и даже в этом году, зимой, он еще добирался до кафетерия и просил шоколад – дольше всего они помнят те вещи, которые больше всего любили. Но теперь Мейтленд просто сидит и глядит в одну точку. Если со мной приключится такая пакость, я наемся таблеток и умру сразу. Пока мозги не отключатся окончательно и я еще буду помнить, что надо делать с таблетками. Но если вас интересует, знал ли Мейтленда Хит, то уж будьте уверены: знал. Большинству санитаров без разницы, каких пациентов обслуживать, но Хит обычно всегда сам просил, чтобы его ставили на нечетные номера в крыле Б. Он говорил, что не бросит «своих» стариков, что они его все-таки узнают, пусть даже у них почти не осталось мозгов. Мейтленд у нас в палате Б-пять.
– Мистер Холмс заходил к мистеру Мейтленду в тот день, когда вы его видели?
– Уж наверняка. Я кое-что знаю, о чем не писали в газетах, но на суде, если бы суд состоялся, это была бы решающая улика.
– Что именно, Кэнди? Что именно? Что?
– Когда полиции стало известно, что он побывал в пансионате после убийства, они обыскали все крыло Б и особенно тщательно – палату Мейтленда, потому что Кэм Мелински видел, как Хит оттуда выходил. Кэм – наш уборщик. Он мыл полы в коридоре, и Хит, когда вышел от Мейтленда, поскользнулся и грохнулся прямо на задницу.
– Это точно, Кэнди? Вы уверены?
– Да. И вот, собственно, к чему я веду. Пенни Прюдомм, моя лучшая подруга из медсестер, слышала, как кто-то из копов разговаривал по телефону сразу после обыска в палате Б-пять. Он сказал, что они нашли волосы. Светлые. Что скажете?
– Я скажу, что их должны были отправить на ДНК-экспертизу. Проверить, не принадлежат ли они одной из сестер Ховард.
– Это уж наверняка. Все как в «Месте преступления».
– Но о результатах в газетах не сообщали? – спросила Холли.
– Не сообщали. Но вы же знаете, что полиция нашла в подвале в доме у миссис Холмс, да?
Холли кивнула. Об этой находке в газетах писали, и можно представить, что чувствовали
