Мы уже успели попасть под защиту камней, но голос Ерохи был слышен все так же отчетливо.
– Ну так что медлите? Спускайтесь!
– Сейчас! – негромко, только для своих сказал Гудрон. – Это вы к нам поднимайтесь! Желательно поодиночке и спиной вперед.
– Грек! – снова окликнул его Ероха, когда молчание затянулось. – Давно поговорить с тобой хотел. И недоразумение уладить.
– О чем поговорить?
– Да о Пожарнике, о ком же еще? Слышишь, какое дело – нашелся он. Не поверишь, где именно. – Ероха умолк, вероятно ожидая вопросов Грека, но тот молчал. Так и не дождавшись, заговорил снова: – Представляешь, у перквизиторов! Причем сам к ним подался! Вместе с пикселями.
– Свистит Ероха, поди, – тут же отреагировал на эту новость Янис. – Что бы Пожарник у них забыл?
– Зубы заговаривает, – согласился с ним Гриша. – Но не на тех напал!
– Да спускайтесь вы уже наконец! – снова донеслось снизу. – Ну нельзя нам надолго ущелье без присмотра бросать: перквизиторов ждем! Возможно, и ваша помощь понадобится.
– Что-то он уж больно настойчив. Как будто бы и знает, что мы далеко не идиоты, но который раз предлагает спуститься. Может быть, все не так, как мы думаем? – высказал свое мнение Янис.
– Пойду поговорю с ним, – сказал Грек. – Тут действительно что-то не так.
– Ты поосторожней с ним, Георгич! – напутствовал его уже в спину Гудрон. И, как будто размышляя вслух, добавил: – Уж не тех ли они перквизиторов дожидаются, которых не так давно встретили мы? Долго бы им ждать пришлось!
Я украдкой взглянул на Грека. Это надо же, просидеть столько времени на скале практически без пищи, экономя каждый глоток воды, в то время как эти люди ждали совсем не нас, а перквизиторов! Посмотрел и не увидел на его лице ни тени смущения. С другой стороны, не благодаря ли таким вот предосторожностям Грек умудрился потерять единственного человека, который и погиб-то по собственной глупости, в то время как в других командах жертв хватало, а некоторые гибли в полном составе. Или бесследно исчезали. Что, собственно, одно и то же.
– Что, даже раненых у вас нет? – Удивления в голосе Ерохи хватало с избытком.
– Нет.
– Охренеть!
Ну да: справиться со столькими гвайзелами и притом даже не пострадать!.. По словам Гудрона, об этом вскоре легенды начнут рассказывать по всем тем редким островкам человеческого обитания, которые здесь имеются.
– Еще пальцем и в спину показывать: гляди – это один из них! – добавил он.
Мы давно уже спустились со скалы и теперь находились в окружении людей Ерохи. Ероха особенного впечатления на меня не произвел. Мужик как мужик, средних лет, не богатырь, но и не доходяга. Возможно, взгляд у него какой-нибудь особый. Такой, от которого неподготовленного человека оторопь берет. Но глаза у него были прикрыты солнцезащитными очками со стеклами в виде капель. Такие очки еще называют «Кобра». Из-за голливудского актера, сыгравшего главную роль в одноименном фильме и носившего именно их. Но даже очки не смогли скрыть разочарование Ерохи, когда тот гвайзел, которого сам он назвал спорным, таковым не оказался. Смерть к нему пришла со стороны морды, а это означало, что ни сам Ероха, ни его люди никакого отношения к ней не имеют.
– Сами разделывать гвайзелов будете? – поинтересовался Ероха, когда в этом убедился.
– Если за долю никто не возьмется, то сами, – ответил Грек.
– Будь уверен, такие найдутся!
– Ну вот и отлично. Хотелось бы побыстрее на Вокзал попасть.
Разговаривая с Ерохой, Грек практически на него не смотрел. Как будто бы и недоразумение улажено, и делить им теперь нечего. Но кто же простит нападение со спины, целью которого было убить? Вот и Грек явно не желал этого делать.
Глава восемнадцатая
Вокзал оказался действительно вокзалом. Постройки эпохи Сталина, вспоминая которого Гудрон всегда называл его Иосифом Виссарионовичем. С немалой долей уважения, должен заметить. С моей точки зрения – полностью им заслуженной. Такие вокзалы обычно строили где-нибудь в глубинке, но со всеми признаками присущего архитектуре того времени монументализма. На века, так сказать.
«Вокзал здесь, а паровоз в Фартовом», – вспомнив, улыбнулся я.
Было понятно, что здание вокзала перенеслось с Земли. Перенеслось не полностью, поскольку одно крыло оказалось отрезанным. Ровненько так, как будто по нему прошлись лазером или чем-то еще. Я специально подошел поближе и даже провел по срезу ладонью. Та скользила по нему как по стеклу. Или отполированному металлу. На срезе даже блеск присутствовал. И все это напоминало разрезанную наискосок дверь в той самой девятиэтажке, которая повстречалась нам по дороге сюда и в связи с которой у нас возникло столько надежд.
Здание вокзала располагалось в центре поселка, и вокруг него где теснились, а где стояли поодаль друг от друга разномастные постройки. Частью добротные, из тщательно ошкуренного бревна, в большинстве своем сложенные «в лапу». Но попадались и откровенные лачуги. Та же картина, что и в Фартовом. Правда, здесь было заметно чище. С одного взгляда можно определить, что за порядком на Вокзале следят. В той самой степени, в которой за ним вообще можно следить в подобного рода местах.
Сам Вокзал, как поселение, по периметру был огорожен высоченным частоколом – каждое заостренное на конце бревно длиной метров семь-восемь. И сторожевые вышки присутствовали. На них мне никого не удалось обнаружить, но это совсем не означало, что там никого нет. Добавить ров снаружи – и ни дать ни взять форпост средневековой цивилизации на землях, заселенных воинственными дикарями. Но рва не было.
Зато над воротами алела яркая, выполненная крупными буквами надпись: «Территория терпимости». Вспомнив, что когда-то публичные дома назывались еще и домами терпимости, я невольно усмехнулся. Это что же получается, все поселение – один сплошной бардак?
– Зря смеешься, Теоретик, – тут же отреагировал на мою ухмылку Гудрон. – Вокзал – действительно особая территория.
– И в чем же его особенность?
– Тебе что, раньше не говорили? – Похоже, Гудрон по-настоящему удивился.
– Нет. Разговора об этом не заходило.
– Ну тогда слушай. – Мы успели войти в само поселение и теперь шли улицей, в конце которой виднелся и сам вокзал. Народу хватало, а вместе с ним и шума, и потому Гудрон говорил громко, чтобы я мог разобрать каждое слово. – Тут ведь какая история… Внутри Вокзала категорически запрещено сводить старые счеты. Категорически. А тому, кто этот запрет нарушит, наказание одно – смерть. Пусть он будет хоть трижды прав. Вот тебе живой пример для наглядности. Грек и Ероха – злейшие враги. По крайней мере, были ими до последнего времени. Хотя с этим не до конца еще понятно. Но не суть. Суть в том, что, если они бы встретились здесь, им и в голову не пришло бы палить друг в друга. Потому что победителя не будет. По причине, которую я тебе уже объяснил. За периметром – пожалуйста! Но не внутри. Вокзал – единственное место, где действует такой закон. Причем действует неукоснительно, невзирая ни на что. Так что если у тебя с кем-нибудь возникнут проблемы, даже
