Он посторонился. А его отец не сказал ни слова. И я вышел.
***— Он неплохой мальчик, — сказала мне Этельфлед.
— Избалованный, невоспитанный, невыносимый.
— То же самое говорят про тебя.
Я сердито заворчал, отчего Этельфлед улыбнулась, и спросил:
— А как ты? Твой брат сказал, что ты болеешь.
Она заколебалась. Я понял, что сначала она хотела всё отрицать, но затем решилась и вздохнула.
— Я умираю.
— Нет! — возразил я, но по её глазам понял, что это правда. Её красоту скрыли возраст и страдание, кожа казалась прозрачной, словно бы истончившейся, глаза потемнели. Однако она улыбалась и выглядела такой же изящной, как и всегда.
Я нашёл её в шатре под флагом с белым гусем, держащим в клюве крест, а в перепончатых лапах — меч. Я часто высмеивал этот флаг. Гусь — символ святой Вербурги, мерсийской монахини, чудом изгнавшей стаю гусей с пшеничного поля. Мне непонятно, почему чудом считается то, что может сделать любой десятилетний малыш, но если Вербурга дорога Этельфлед, она и мне дорога.
Я поставил кресло поближе, сел и взял её тонкие руки в свои.
— Я знаю одного лекаря... — начал я.
— Ко мне приходили лекари, — устало ответила она, — и много. Мне помог один знающий человек, его прислала Эльфтрит.
Эльфтрит, младшая сестра Этельфлед, была замужем за правителем Фландрии.
— Отец Каспер делал зелье, снимавшее боль, но ему пришлось вернуться обратно, потому что Эльфтрит тоже больна. — Она вздохнула и перекрестилась.— Иногда я чувствую себя получше.
— Что с тобой?
— Болит, вот здесь, — она дотронулась до груди, — глубоко внутри. Отец Каспер научил сестер делать отвар, он помогает. И молитвы помогают.
— Тогда молись почаще, — сказал я.
Две монахини, вероятно, сестры, ухаживавшие за Этельфлед, сидели в темноте в глубине шатра. Обе подозрительно разглядывали меня, но не могли слышать ни слова.
— Я молюсь денно и нощно, — ответила Этельфлед со слабой улыбкой, — и за тебя тоже!
— Благодарю тебя.
— С таким врагом, как Этельхельм, тебе понадобятся молитвы.
— Я только что вырвал ему зубы. Ты это видела.
— Он захочет отомстить.
Я пожал плечами.
— И что же он сделает? Нападет на меня в Дунхолме? Удачи ему в этом.
Она похлопала меня по руке.
— Не будь заносчивым, — она похлопала меня по руке.
— Да, госпожа, — сказал я с улыбкой. — Так почему твой брат просто не раздавит Этельхельма?
— Потому что это означает войну, — холодно ответила она. — Этельхельма любят! Он щедр! В Уэссексе нет епископа или аббата, который не берет у него денег. Он дружит с половиной знати. Он закатывает пиры! И трон ему нужен не для себя.
— Только для внука, этого куска дерьма.
— Он хочет лишь одного, чтобы Эльфверд стал королем, и мой брат знает, что витан Уэссекса это одобрит. Все уже куплены.
— А Этельстан? — спросил я, хоть и знал ответ.
— Хорошо, что ты потребовал его в заложники. С тобой ему будет безопаснее, чем здесь.
— Потому я и попросил его, — мрачно ответил я. — Неужто Этельхельм на самом деле посмеет его убить?
— Он посмеет устроить его смерть, никто и не узнает. Ты читал когда-нибудь святое Писание?
— Каждый день, — пылко ответил я. — Ни минуты не проходит, чтобы я не заглянул в пророчества Иеремии или Иезекииля.
Она улыбнулась.
— Какой же ты все-таки варвар! — она улыбнулась. —
Попроси священника рассказать тебе историю Урии.
— Урии?
— Просто запомни это имя, — ответила она, — Урия Хеттеянин.
— Кстати о священниках. Кто такой Хротверд? — спросил я.
— Архиепископ Йорка, — ответила она, — ты и сам прекрасно знаешь.
— Западный сакс.
— Да, и достойный человек!
— А брал ли этот достойный человек золото у Этельхельма?
— О нет, он благородный и благочестивый, — ответила она и нахмурилась, усомнившись в чём-то, и неуверенно продолжила: — Помню, когда он был аббатом, его монастырь получил земли, щедрый дар. Двадцать хайдов в Вилтунскире. Это далеко от его монастыря.
— Он получил земли вместо золота?
Она всё ещё хмурилась.
— Люди постоянно дарят земли церкви.
— А Этельхельм — олдермен из...
— Вилтунскира, — закончила она фразу. — Теперь Этельхельм покупает лордов Мерсии, осыпая их золотом. Он хочет, чтобы витан Мерсии избрал Эльфверда моим наследником.
— Нет! — меня возмутило такое предположение. Этот злобный юнец станет королём Мерсии?
— Он предложил заключить брак между Эльфвердом и Эльфвинн, — добавила она.
Эльфвинн, дочь Этельфлед, милая легкомысленная девушка, нравилась мне, возможно, даже больше ее матери, и потому меня удивили следующие слова Этельфлед.
— Я ответила — нет, — продолжала она, — потому что думаю, именно Эльфвинн должна стать моей наследницей.
— Как ты сказала? — растерялся я.
— Она — принцесса Мерсии, — жёстко ответила Этельфлед, — и если я могу править Мерсией, почему не может она?
— Я обожаю Эльфвинн, — сказал я, — но в отличие от тебя, у нее ветер в голове.
— Она может выйти замуж за Цинлэфа Харальдсона, — ответила Этельфлед, — и он станет ее направлять. Он сильный молодой человек.
Я не ответил. Цинлэф Харальдсон, молодой и красивый саксонский воин, но невысокого происхождения, а значит, не даст Эльфвинн поддержки знатного рода. Он не имел особых достижений, ничем не прославился, не был способен увлечь людей за собой. Я считал его весьма поверхностным, но незачем говорить об этом Этельфлед, очарованной его внешностью, манерами и обаянием.
— Цинлэф будет защищать её, — добавила Этельфлед, — как и ты.
— Ты же знаешь, что я её люблю, — сказал я в ответ.
Я понимал, что это отговорка — Этельфлед хотела услышать, что я буду поддерживать Эльфвинн, как поддерживал её, что я принесу Эльфвинн клятву.
От продолжения разговора меня спас взволнованный Рорик, мой слуга — он отдернул рукой полог и появился из яркого солнечного света.
— Господин? — позвал он, а потом вспомнил, что надо поклониться Этельфлед.
— В чём дело?
— Король Сигтрюгр уезжает, господин. Он хочет поговорить с тобой.
— Я еду с ним на север, — сказал я Этельфлед.
— Тогда иди, — ответила она.
Я встал и поклонился ей.
— Я буду защищать Эльфвинн, — сказал я, чтобы успокоить Этельфлед.
Она понимала, что, говоря это, я не приношу присягу Эльфвинн, но всё же улыбнулась и протянула мне руку.
— Спасибо.
Я наклонился и поцеловал руку, а затем сжал её.
— Лучше всего, если ты поправишься. Побори недуг! Ты лучший правитель Мерсии из всех, так что выздоравливай и продолжай править.
— Я постараюсь.
А затем я ошеломил обеих монахинь, поскольку наклонился еще сильнее и поцеловал Этельфлед в губы. Она не сопротивлялась. Когда-то
