Сергиенко чувствовал вину за то, что послал черноморцев на смерть, эти шесть жизней были теперь на его совести.
– Я ведь как лучше хотел, – горько сказал он.
Сел, наконец, на стул, сгорбился и как-то разом постарел на десяток лет.
– Думал, найдем выживших, – продолжал он, – пространство расширим, подводные фермы построим там, биотоплива больше станем добывать. Эх…
– Все хотели как лучше, – отозвался Ган, – нельзя все знать наперед.
Адмирал подошел к окну и посмотрел на лайнер «Азов», почти целиком спрятавшийся в тумане. Он думал, что ему еще предстоит отчитаться перед людьми, сообщить жене Тихона об утрате. Проваленная миссия и гибель шестерых бойцов расстроят команду.
– Проклятый лайнер, – прошептал он.
Лучшего момента было не найти.
– Без обид, Адмирал.
Сергиенко развернулся. Ствол «Макарова» смотрел ему в грудь.
– Ах, ты…
– Поосторожнее со словами, Андрей Викторович, – перебил Ган.
– Чего мне осторожничать? Ты собираешься меня убить и просишь об осторожности? Зачем тебе это? Кто тебя послал? Кардинал?
– Поздно догадались. Столько времени было, чтобы устранить меня.
– Не верю, – Сергиенко медленно развел руки, – хоть убей, не верю. Ты выручал нас, дрался за нас, что изменилось?
– Я просто вспомнил.
– Значит, тебя подослали, чтобы прикончить меня? Долго же ты притворялся.
– А я и не притворялся, амнезия на самом деле была, иначе уже давно бы убил.
Ну, стреляй, – Адмирал стукнул кулаком по столу, – стреляй, мать твою! Давай, гнида Кардинала.
И Ган выстрелил.
Глава 12
Тени прошлого
Адмирал удивленно смотрел на отверстие в переборке рубки. Как опытный человек, он не мог не заметить, что в последний момент Ган увел руку в сторону. Стрелять второй раз тот не стал, а просто швырнул пистолет на стол. Ствол проскользил по поверхности и замер на самом краю недалеко от Сергиенко.
Андрей Викторович посмотрел на «Макаров», поднял глаза на Гана. Какой сюрприз еще готовил этот человек? Но тот просто стоял, опустив руки, и смотрел на него. Без тени злобы, без желания убить, усталым взглядом. Сергиенко понял, что ему все равно, даже если Адмирал сейчас схватит пистолет и выстрелит.
– Что за спектакль ты устроил?
Ган ответил не сразу, бухнулся на стул, потер переносицу.
– Не могу.
– Неужто совесть напомнила о себе?
– Совесть, бля, – зло ответил собеседник. – Я последние годы тупо выполнял задания, все другие мысли гнал прочь. Для меня жизнь, существование даже, а не жизнь, свелась к этим заданиям. Не спрашивайте, зачем я это делал, я не отвечу, потому что не найду ответа.
– Скажи, только честно, ты убил моих людей?
– Только двоих. Тихона, потому что он накинулся с топором на всю группу, и Трофимова, который тоже с ума сошел. Если бы не я его, то он бы меня убил.
Ган посмотрел в лицо Сергиенко, увидел, что тот сомневается.
– Мне ведь плевать, верите вы мне или нет. Если так проще, то вешайте всех собак на меня. Одно лишь скажу: больше ни под каким предлогом не посылайте людей на лайнер, если не хотите их потерять. Или вернется назад какой безумный и начнет здесь всех крошить без разбора.
– А с чего ты уверен, что сам не безумен?
– А я и не уверен.
– Что же мне делать-то с тобой, – задумчиво пробормотал Адмирал, – допустим, все – правда. Как мне поступить?
Ган кивнул на пистолет на столе:
– По совести.
– Э, не-ет. Это слишком просто, уверен, что ты этого больше всего желаешь. А давай-ка с тобой прогуляемся. Покажу тебе кое-что – тут недалеко.
Они находились в каюте Адмирала, чуть просторнее, чем у Гана, но тоже тесноватой. Обстановка спартанская: койка, тумбочка, маленький столик, сейф, затертый до дыр коврик на полу, выцветший плакат на стене с видами какого-то города.
– На, держи, – Сергиенко бросил на стол перед Ганом ворох пожелтевших бумаг, которые минуту назад выудил из сейфа под его внимательным взором.
– Хранил, как подушку безопасности, естественно, это только малая часть того, что уцелело. Возможно, и остальные уцелели, но лежат в архивах за семью печатями. Видишь ли, Кардинал у нас – прежде всего бюрократ. Здесь, в этих бумагах, – Адмирал похлопал по листкам, отчего часть из них слетела на пол, – все подробно задокументировано.
Ган глянул. На бумагах стояла размашистая подпись Кардинала, еще можно было различить оттиск печати. Цифры, приказы, отчеты.
– Что это?
– Ну, ты же у нас человек Тайной Канцелярии, агент. Вот, погляди. Здесь и переписка есть с начальниками удаленных колоний, в которой требования или просьбы убрать ненужных людей. Отчеты об убийствах – да-да, есть и такие. Приказы и разрешения на убийство. Женщины, дети, старики. На эту мразь ты работал. Ты задумывался, зачем он убивает столько людей? Не отвечай, это риторический вопрос. Эти бумаги – компромат.
– Если я – агент Тайной Канцелярии, зачем вы мне это показываете? Я ведь могу их порвать в клочья сейчас.
– Можешь. А мне они и ни к чему, я порвал с Кардиналом, мои люди никогда больше не станут вассалами Тайной Канцелярии, мы лучше сдохнем, но не сдадимся. Поверь, черноморцы так и думают. Так что можешь подтереться этими бумажками.
– Думаете, я не знал, кто такой Кардинал?
– Уверен, ты многого не знаешь.
– И откуда же это все у вас?
– Слил как-то один бывший агент. Он Биллом назвался, но это вряд ли настоящее имя. Человек, который спустя годы осознал, что свернул не туда.
– Билл, – повторил Ган, – Билл Шифр…
– Знаешь такого?
– Знал. Я его убил.
– Однако… Заказали?
Ган утвердительно кивнул.
– Ты же понимаешь, что однажды точно так же закажут и тебя? Когда выработаешь свой ресурс? Знаешь, почему ты меня не убил в рубке? Потому что ты начал сомневаться, и я это увидел. Видишь ли, сомнение – вещь полезная и опасная. Много раз ты сомневался, когда убивал? Позволь, отвечу за тебя – ни разу. А сейчас стрелять не стал.
А ведь Адмирал был прав. Ган изменился, пока жил в Черноморье. Эти люди приняли его, чужака, поставили на ноги, дали работу. Друзьями он не обзавелся, но хороших людей встретил немало. Андрей Викторович тоже был хорошим человеком, хотя бы потому, что готов был отдать жизнь за черноморцев, прикрыть их грудью. Он со всеми носился, как со своими детьми. И Гана приняли в семью. Когда он нажимал на спусковой крючок, все внутри воспротивилось тому, чтобы убить этого доброго для своих и беспощадного к врагам человека.
Сергиенко продолжал:
– Как думаешь, справедливо ли убить человека за то, что он просто косо посмотрел? За то, что он посмел не рассказать о найденном схроне, так как думал о своей семье? За то, что он, не получив разрешения, торговал с другими людьми? За то, что он решил построить второй этаж у своей землянки и не
