Дорога крутанула еще раз, забирая дальше от берега. На холме все еще торчал дот, оставшийся тут со времен Великой Отечественной, смотрел грустно вслед беглецам своими прорезями для пулеметов. Камень под бывшей огневой точкой по-прежнему хранил надписи, оставленные приезжавшими сюда туристами. Буквы поблекли, выгорели, но не смылись за два десятка лет – краска из баллончиков оказалась устойчивой. Ган оглянулся на удаляющийся берег. Там, у воды, как он помнил, была пограничная застава с вышкой прямо на мысе. Вышки он не заметил – наверняка рухнула уже.
Через сотни метров – снова поворот, и опять свидание с берегом моря. Остатки смотровой площадки заросли так, что не было уже видно подогнанных вплотную друг к другу бетонных плит.
– Далеко еще? – Девушка придвинулась ближе, губы едва коснулись мочки уха. Мужчина сразу вспомнил прошедшую ночь, внизу живота разом потеплело.
– Еще одна загогулина – и на месте. Если старик жив, конечно. Давно я о нем не слыхал, может, помер уже.
– А почему к нему едем?
– А ничего лучше не придумал, это пока единственный ориентир. В город не поедем. Города-то нет давно. Дальше, вдоль берега, военно-морская база подводных лодок была. Говорят, по городу так утюжили, что не осталось ничего. До основания сравняли. Из наших туда никто не совался, заразы всякой там полно, бактериологическим били в том числе.
– Что же твой старик к заразе поближе поселился?
– Решил, что целее будет. Какой дурак к Новороссийску сунется? Его все стороной объезжают. Хер знает что там вывелось за эти годы среди руин и костей. Скоро увидишь, в бывшем командном пункте военно-морской базы времен Второй мировой Сергеич и устроился.
С трассы после очередного витка серпантина они съехали и осторожно двинулись по грунтовке, миновали остатки ворот и направились к площадке, относительно свободной от деревьев, с грудой битого кирпича прямо в центре, в которой еле угадывались развалины небольшого домика. Скоро квадроцикл замер у входа прямо в основании холма, забранного решеткой. Надпись «1941–1945» на высоком бордюре, облицованном тяжелой плиткой, сползающие по изрезанному каменистому склону кривые деревья, всеми силами цепляющиеся за землю, чтобы не упасть, развалины небольшого строения слева, на пологом склоне холма – ничего примечательного на первый взгляд. Если пропустить практически заросшую грунтовку, сворачивающую сюда с серпантина, то и не заметишь это место, проедешь мимо.
Совсем рядом, в пятидесяти метрах, были еще два входа, также зарешеченные, но петли там изрядно проржавели, значит, ими давно не пользовались. У входа, рядом с которым остановились беглецы, петли были в порядке, их явно чистили и смазывали солидолом или скисшим машинным маслом.
Надя вопросительно глянула на Гана.
А тот, искренне полагая, что движок «Урала» их давно уже выдал с потрохами и вряд ли они подобрались сюда незамеченными, грохнул обрезом по прутьям решетчатой двери.
– Сергеич!
Бам-бам-бам-бам. Девушка прикрыла уши от звона.
– Сергеич, выходи, подлый трус!
Клацнул где-то недалеко затвор, послышалось кряхтение.
– Чего разорался, идиот? Хочешь, чтобы сюда всякая дрянь на звук притащилась? Уж похуже людей будет.
Ган поднял голову. Прямо над ним, метрах в пятнадцати, торчало дуло ружья. В корнях деревьев, нависающих над холмом, Сергеича почти не было заметно. Сверкнула плешь и снова спряталась. Осторожности старик еще не разучился.
– Сергеич, не узнал, что ли?
– Если бы не узнал, то в твоей голове бы уже дырка была, – пробурчал старик. – Ща, погоди, спускаюсь.
Пришлось ждать добрых полчаса, пока отшельник доковыляет.
Обнялись. Ган осторожно прижал Сергеича, заглянул в глаза.
– Ты как?
– Живу, хули. Не жалуюсь.
– Здоровье шалит?
– А как же, но хер с ним. Я ведь и так загостился в этом гребаном мире, одно держит – брата все надеюсь увидеть. Но эта надежда уже размером с копейку, если не меньше. Помнишь, кругляши такие были, монетки? Копейки? Они и при нашей жизни уже на хер не сдались никому. А ты кто такая? – Сергеич внезапно развернулся к Наде, стоявшей немного в стороне. – Молчишь, как мышь, подслушиваешь.
– Она со мной, Сергеич.
– Ясен хуй, с тобой. Бабу завел? Ладно-ладно, не смотри на меня так, дыру прожжешь. Пойдемте внутрь, ага.
Старик достал длинный ключ, не сразу попал в скважину замка, затем провернул со скрипом ригель. Щелкнула дверь, дрожащей рукой Сергеич потянул ее на себя.
– Добро пожаловать! Это здесь оставишь? – старик показал на «Урал», застывший в десяти метрах.
Беглец подумал секунду. Вернулся к квадроциклу, вытащил рюкзак из багажника и закинул его на спину, заглянул в бак.
– А пусть стоит, там солярки почти не осталось, хорошо, до тебя дотянули.
– Нехай, здесь все равно не шляется никто. Позже в ракушку поставишь, если захочешь.
– Лады.
Потянулись длинные коридоры-штольни, кое-где еще сохранились двери с остатками голубой краски, покрытые разводами плесени и ведущие в небольшие комнатки, заваленные хламом.
– Ну, как тебе мое подземное царство? – поинтересовался Сергеич у идущей рядом девушки. – Звать-то как?
– Надя, – Ган хлопнул себя по лбу, – совсем представить забыл. А это Сергеич.
– Ничего так. – Его спутница оглядывала полукруглые своды и длинные узкие коридоры, сложенные из камней и блоков. – Мрачновато, конечно.
Штукатурка кое-где осыпалась и лежала прямо на полу, никто не собирался ее убирать.
– Ну, извините, уж как есть. Я тут пару комнат обустроил, а остальное мне и не нужно.
Вскоре старик привел их в комнатушку, где нещадно чадила на сомнительном топливе керосинка, едва озаряя скудное убранство помещения. Кровать, несколько ковриков на полу, стол-раскладушка, табуретки, ворох книг, сваленных прямо в углу.
– Вот и мой холостяцкий угол, располагайтесь. Пойду чай поставлю да пожрать принесу.
Сергеич, хромая, вышел. Было слышно, как он возится в соседней комнате, хлопочет, приговаривает что-то.
– Нормальный мужик, – обратился Ган к Наде. – Тем более выручил я его однажды, он помнит.
– Как выручил?
– Помог выбраться незаметно лет десять назад, он жил на окраине Архипки, что-то у него с местными вышло нехорошее, заточили зуб на него. Если бы не вытащил его тогда, давно в земле гнил бы Сергеич. Я сюда его и привез, как он просил. И все его барахло потихоньку вывез, чтобы жил нормально.
– Ради чего рисковал? Кто он тебе?
– Не знаю, Надя, у меня за душой не так уж много хороших поступков, но тут помог. Может, шестое чувство? Знал наперед, что мы еще окажемся тут.
– А что дальше? Остаемся с ним?
– Залечь нам точно надо на некоторое время, а потом придумаем. Но здесь он – хозяин, это его дом, навязываться я не буду.
Девушка поковыряла стену, кусочек краски сполз. Вздохнула.
– Я понимаю, после резиденции Тайной Канцелярии не так просто привыкнуть к этому минимализму, – Ган обвел рукой стены. – Но у меня сейчас
