Кр-рак…
— Может, хватит? — тихо взмолился вышибала. — Звук — просто жуть. Аж мороз по коже. Зачем ты это делаешь?
— Скучно, — вздохнул мальчишка и снова крутанул монету, на что Яшка неприязненно передернул плечами и буркнул:
— А мне — нет.
— Правда? — Пацан вдруг оживился и поднял голову. — Слу-у-ушай, а может, поменяемся? Ты пока посидишь, отдохнешь, покуришь… в смысле поешь, поплюешь в потолок, а я за тебя у дверей постою?
— С ума сошел? — неподдельно отшатнулся Яшка. — Что я бате потом скажу?!
— Да он и не узнает ничего.
— Тьфу на тебя! Мне только с ним объясняться не хватало!
— Яш, ну ты чего? Дай хоть попробовать! — вдруг заныл пацан, просительно поглядывая снизу вверх огромными глазищами. — Тут же скукотища жуткая! Ни повеселиться, ни подраться… я ж помру за то время, пока сижу! Ну дай! Я никому не скажу, честное слово!
Громадного парня аж перекосило, с лица сбежала вся краска, а плечи зябко поежились, едва он только представил, как это будет выглядеть: мелкий сопляк на входе, он сам — где-нибудь в сторонке, потому что малец никому не позволит портить себе развлечение. А если, не дай бог, какой баламут появится да за ножи схватится…
— Не-не-не. Даже не проси! — замотал головой вышибала, поспешно отступая в сторону. — С меня потом батя не только шкуру, но и много чего другого спустит.
Купцы оглядели выбравшегося на свет мальчишку и спрятали в бороды добродушные усмешки: мал еще пацаненок для таких геройств. Тонкий, как стебелек, ручки худенькие. Волосенки густые, каштановые, во все стороны торчат, придавая ему лихой вид. Курточка справная, чистенькая, штанишки ладные, сапожки новые… кажется, у дородного хозяина появился младшенький? А старший братец, выходит, присматривать должен, чтоб не зашибли его тут, мелкого?
— Яш, да чего ты трусишь? Батя твой за поросенка уже взялся. Сам знаешь, он его никому не доверит. С полчаса еще маяться будет. Вот пока его нет, я малость за тебя побуду! А ты тем временем и перекусить можешь… голодный небось? Давай Уланку сейчас крикнем, она и принесет?
— Ничего она не принесет, — вздохнул Яшка. — Батя раньше обеда теперь не отпустит.
— А мы скажем, что для меня! — нашелся мальчишка, возбужденно сверкнув глазами и буквально повиснув на могучей руке. — Ты ж знаешь, мне никто не откажет! Я тебе даже утку закажу, плюшку домашнюю… все отдам, только пусти-и-и… тебе и отходить никуда не надо — тут перекусишь! А если что, я на тебя сразу укажу! И громче всех заору, что ты тут главный! Идет?
— Тебе-то зачем? — обреченно опустил плечи здоровяк.
— Ску-у-учно. Знаешь, как скучно, когда вокруг тихо и никто даже голоса не повысит? Яш, ну пожа-а-алуйста…
— Боже, что я делаю? — безнадежно вздохнул вышибала.
— Ур-ра! Ты мне только браслеты свои отдай, а то никто не поверит. И в сторонку сядь… да не туда, дурень! За соседний стол, будто ты посетитель! Дальше! Дальше, кому говорят! Во-о-от! — Малец, вскочив с лавки, проворно затолкал верзилу в угол, умудрившись каким-то волшебным образом придать здоровяку приличное ускорение.
Весело подмигнул закашлявшимся купцам и дерзко показал язык их молчаливой охране. Тергу со товарищи погрозил кулаком, чтоб, значит, не смели выдавать, если что. Наконец, подцепил массивные наручи, покорно отданные понурившимся вышибалой, проворно надел, а потом подскочил к кухонному проему и на удивление зычно гаркнул:
— Уланочка! Милая, ты не окажешь услугу? Я кушать хочу!
— Сейчас! — тут же отозвались изнутри. — Сейчас принесу! Утка уже готова!
— Э нет! Ты мне так отдай, в дверях, а то я вместо утки тебя загрызу! Или стойку поцарапаю!
— Несу-несу! Сейчас, только ничего не ломай!
— Спасибо, солнышко. — Пацан коварно улыбнулся, уверенно подхватил принесенный той самой бойкой красавицей полный до краев поднос. А дождавшись, когда она снова скроется из виду, сгрузил добычу перед тяжко вздохнувшим вышибалой. — Вот. Как обещал!
— Батя меня точно убьет, — уныло повторил громила, небрежно отрывая утиную ножку и вяло засовывая ее в рот. — Вот как выйдет, точно убьет.
— Ничего. Не боись, — бодро отозвался пацан. — Ежели что, все на меня свалишь.
— Нет. Не выйдет: он тебя любит.
— Это он тебя любит. А меня уважает.
— Все равно…
Неслышно хихикнув, мальчишка встал у дверей, демонстративно сложив тощие руки на груди. От этого движения широкие наручи, которые едва сходились у верзилы на запястьях, моментально сползли куда-то в сторону плеч. Но сопляка это не смутило: шмыгнув носом, новоявленный «вышибала» проворно высунулся за дверь, просиял. После чего принял как можно более внушительный вид и выразительно надул щеки.
Терг против воли кашлянул, уже позабыв, что пару минут назад был готов удавить мелкого за вредность, и со странным чувством принялся ждать продолжения: шустрый пацан его неожиданно заинтересовал. Купцов за соседним столом, похоже, тоже. Мальчишка тем временем нахмурился, засопел, явно подражая могучему приятелю, отчего присутствующих охватила настоящая эпидемия кашля. А потом вдруг начал мерно постукивать пальцами по металлическим наручам, словно в такт неслышной мелодии или же шагам невидимого гостя.
Спустя пару секунд снаружи действительно послышались чьи-то шаги. Не слишком тяжелые, не слишком легкие. Затем дверь со скрипом открылась, и в зал вошли двое чужаков. Судя по всему, местные — молодые парни со знаком рабочего цеха на лацканах зеленых курток. Конопатые, вихрастые, с добродушными улыбками, они явно заканчивали какой-то разговор: от самых дверей послышались довольные смешки — то ли подружку какую вспомнили, то ли радовались, что долгая смена в кузнице у мастеров-гномов наконец-то закончилась… Но, едва парни переступили порог, в зале неожиданно стало очень тихо.
Купцы с благосклонными улыбками оценили грозную позу мальца у входа, их охрана старательно сдерживалась, чтобы не заржать, вышибала стал совсем несчастным, а мальчишка вдруг раздулся так, словно его накачали воздухом через соломинку. Правда, глаза блестели
