Бывают големы, сложенные из живых цветов. Какой магией это возможно создать? Велан принес мне зайца из фиалок. Заяц шевелил ушами, топтался лапками и каждым движением угрожал немедленно рассыпаться. Я не успела ничего сказать – ветренник бросил в меня зайца и убежал. Он прижимал к груди такого же, только больше, из белых роз. Понес Риннэн. А бывают големы съедобные. Я не всматривалась в то, что големы-лакеи разносили на своих подносах, пока моя маска не принесла мне пирожное – в песочной корзинке горку засахаренных фруктов, на вершине которых танцевал крохотный мармеладный… шут.
– А это разве съедобно? – испуганно спрашиваю.
– Вы что, никогда раньше не видели таких пирожных?
– Я не буду есть шута! Он живой! – Мне удалось пересадить человечка с корзинки на ладонь. У него широкая красная улыбка и маленькие черные, очень грустные глаза. Мне показалось, он смотрит на меня с мольбой.
– А-агр-р-р! – белая маска вдруг распахивает рот. Рот залит красной краской. Беззуб. Рот больше самой головы.
Рот захлопывается со щелчком. Шут на моей ладони все так же пляшет. Только у него больше нет головы. Синяя и красная нога притоптывают, вздымаются в хлопке разноцветные руки…
– Вы что, опять плачете? Из-за пирожного? – потрясенно спрашивает маска.
– Он был живой! А вы его съели! – Сама знаю, как это глупо. Но это был шут. Мой шут.
Маска снимает человечка с моей ладони и – заглатывает целиком.
– Да вы просто ребенок!
Отворачиваюсь. Мне не о чем говорить с саганом, который съел шута. Даже если под этой маской прячется действительно император.
– Стойте!
– Отпустите меня!
– Ну хотите, я принесу вам еще одного такого же?
– Мне нужен был этот! Оставьте меня!
– Как я могу искупить свою вину? – Покорная фраза, но какая усмешка в этом, даже обезличенном, голосе!
Я тоже умею смеяться.
– Хочу сегодня рискнуть жизнью. Вы составите мне компанию?
– Рискнуть жизнью? Это каким же образом?
– Хочу в Императорский заповедник. Без защиты. Без оружия. Без сопровождающего. Много о нем слышала, давно мечтаю там побывать. Вы составите мне компанию?
* * *Сумерки. Желтая сухая трава царапает ноги, ломко шелестит под ветром. Она мне до пояса. Где-то на горизонте, на фоне розового неба четкий силуэт дикого ящера. Длинная шея чутко вытянута, зубчатая костяная корона венчает маленькую голову. Он неподвижен. Спокоен. Нас не замечает – смотрит куда-то в сторону океана.
И снова я вижу время. Песчаная река будто устроила в этом месте маленький стоячий залив. Я слышала, Императорский заповедник по площади равен целому маленькому королевству Ратвила. Ящер на горизонте ничего не знает о существовании Империи, о ярме, в которое двуногие впрягли наиболее покорных травоядных его собратьев, уничтожив хищников и слишком злых. Он все еще живет в мире тысячелетней давности.
С моих плеч будто падает тяжесть. Империи нет. Закона эскринас нет. А мы есть, ветер и огонь? Всегда были и будем. Танцевать над сухой степью, обнимать за шеи настороженных ящеров, растворяться в стрекоте сверчков и в отчаянии закатов.
– Десять тысяч лет назад саганы были свободны, – бормочу я своему спутнику, охваченная внезапным ужасом.
– А сейчас разве нет?
– Мы были свободны, – повторяю. Я вижу их, почти бесплотных, могущественных духов воды, огня, земли и ветра. Они намного сильнее нас нынешних. Они неразрывно связаны со своими стихиями. Нагие – зачем им одежды?
Неуязвимые – почти. Не знающие смрада городов и скованности стен, не ведающие преград, свободные. И мужчины, и женщины. Души мира.
– Зачем? За что мы продали наше настоящее могущество? – трясу своего спутника. – Вы видите, какими они были? Первые саганы? У людей хрупкие тела! Боятся холода, и зноя, и диких зверей! Люди не умеют летать, пространства для них огромны! Люди боятся молний, и града, и волн морских! Им нужны были дома и стены и общее войско, чтобы защититься от природы! А зачем мы, саганы, заперли себя в городах и в условностях? Цивилизация нас изуродовала! Какими сильными мы были! Зачем? Какая ошибка!
– Я не знаю, какими были первые саганы, – медленно говорит маска. – Легенды гласят, что дыхание их вызывало бурю, а смех – земную дрожь. Что детство нашей расы было временем безграничного счастья. Однако ж. Эти слабые люди, боящиеся молний и кутающиеся в шкуры животных, умели нас побеждать. Ухитрялись брать в плен и использовать. Ветренники были лучшими в разговорах и подслушивании – они выведали людские секреты и уболтали другие стихии объединиться, чтобы противостоять смертным.
– Это всего лишь легенда.
– Я думаю, это прозвучит почти оскорбительно, но я полагаю, что именно необходимость объединиться меж собою, каким-то образом найти для всех стихий один язык и сделала саган разумными. Есть основания думать, что до начала войн с людьми и всеобщего объединения мы были неразумны. Как звери или даже еще неразумнее. Просто сгустки стихийной силы. Вы меня понимаете?
– Люди были разумны, а мы – нет?
– В нашей расе много людской крови. Об этом излишне болтать в открытую, но это так. Мы были как джинки. Злые демоны. Собственно, джинки – младшая ветвь нашей расы, ныне почти вымершая.
– Я никогда о таком не слышала. Я ужасно необразованная, – говорю удрученно.
– О таких вещах не принято говорить громко. Факты, оскорбительные для нашей гордости. Да и мало кто дает себе труд задуматься. Однако глядите же! Ящер идет к нам. Это может быть опасным. Не хотите вернуться в замок?
– Я? Нет, разумеется. Но, если вы вдруг боитесь или ваша жизнь слишком ценна для Империи, вы можете вернуться.
– А вы хитрюга.
– Почему?
– Но зря стараетесь. Я не император.
– Ну и хорошо, – хлопаю его по плечу. – Значит, если нас захотят съесть, вы сможете пожертвовать собственной жизнью, спасая меня от зубов ящера. От императора подобной жертвы я бы не осмелилась требовать!
Ящер приближался к нам широкими шагами. На гигантской чешуйчатой морде вечно удивленное выражение. Глазищи – огромные, с мою ладонь. Пасть клыкастая, слюнявая и отвратительно пахнет!
Когда ветер донес запашок, я чуть не обратилась в бегство.
– А он, ну, этот, хищный или травоядный? – Все-таки страшно, когда на тебя несется махина с клыками размером с твой локоть.
– Он – император Заповедной страны. – Мой спутник слегка заслонил меня своей спиной, но уходить не спешил. Мне все сильнее хотелось ретироваться за надежные ворота, но разве возможно первой признаться в трусости, когда маска так спокойна?
– Почему император? Его все другие ящеры боятся? Или все уважают?
– А это разве не одно и то же?
– Нет. Я, например, боюсь, но не уважаю.
– А зря. Врагов
