Янтарноглазый рыжий мальчишка стоит у его трона по правую руку, как пятнадцать лет назад он сам стоял у трона старика.
Мой император, приветствуя этих юных, чистых и беззаботных дев, вы хоть иногда, случайно, вспоминаете ту смущенную, перепуганную, смешную в своей неуклюжести дебютантку, которая без вашей подсказки даже не сообразила поклониться вашему отцу?
Впрочем, даже если забыли напрочь, я не упрекну вас. Когда-то давно, лет десять назад, упрекала. Хотелось бы поставить точку в том дне, где мы с вами в последний раз вместе. Дальше уже не так интересно. Но раз уж я взялась записывать эту историю, надо рассказать до конца.
Итак… года, третьего квартала осени Сибрэйль Верана и ее мать Ольвия под именами и масками человеческих женщин Сабриты Рогез и Ольны Крабн взошли на борт торгового судна «Хартамаль», держащего курс на Валикамею. Это государство в южном полушарии мира выбрано было нами как наиболее цивилизованное из всех свободных королевств Юга.
Два месяца шел наш корабль. В узкой каютке было нечем дышать. Я не могла спать, а сны были единственной радостью моей, но и мукой. В день, когда наш корабль мотало как щепку и с палубы доносился жуткий треск, в столице гремели марши и фейерверки – мой император вел к алтарю счастливую, самодовольную Кахалитэ. Мама будила меня, тормошила, плача от страха и неизвестности, корабль швыряло, а мой Авердан в этот момент сказал на ухо земляной тихонько: «Я уверен, вы будете прекрасной правительницей!»
Со времен того путешествия недолюбливаю океан. Поселилась в глубине материка на берегу быстрой бойкой речушки, среди долин и лесов. Давным-давно люди нашей Империи, убегая от власти саган, высадились на эти берега и основали собственное государство. Спустя много веков между Империей и Великамеей – дружба, торговый союз; книги и саженцы цветов, привезенные из Империи, можно купить в лавках, местные любят поболтать о древней родине, гордятся даже, как мне кажется, – кого ни послушай, у всех где-то там в роду затесались саганы. Однако стихийников тут немного, разве что в крупных портах встречаются да в столице при посольстве. В нашей глубинке столь дальним путешественникам делать нечего.
Впрочем, нет. Один саган все же нашел себе повод появляться здесь иногда. Раз в пару лет. Но попытаюсь рассказывать по порядку, хотя мне и неприятна память первых лет здесь.
Наш корабль причалил в заливе, на котором стоял крупнейший порт Юга. За мачтами кораблей небесной лазурью и серебром сияли купола местных храмов, горячий ветер нес запах лета. Впервые за два месяца я ощутила что-то вроде радости, надежды на счастье. Мама тоже казалась обрадованной. Мы сошли на берег. Нас встретила женщина, немолодая, человеческой расы. Бывшая няня Его Величества. Она приплыла сюда раньше нас, на скором корабле, управляемом капитаном-ветренником, – саганьи корабли ходили намного быстрей человеческих. По императорскому распоряжению ее встретили в посольстве, помогли устроиться в столице. Якобы она ждала своих родственниц. Для нас с мамой уже был снят дом в большом городе в одном дне езды от океана. Нанята прислуга, найден учитель языка. В одном из местных банков открыт счет.
Мне не в чем упрекнуть Его Величество. Его рука протянулась поддержать меня и через океан, в первом моем шаге на чужую землю. Он сделал больше, чем смог бы любой другой мужчина на свете, – для дважды отвергнувшей и прилюдно оскорбившей его невесты. Я не заслужила такой заботы.
К радости моих тех дней, он не бывал с женой нежен – только вежлив. Кахалитэ повезло. Эльяс вышла замуж за день до моей «смерти». Раздосадованные родители поторопились. В тишине, темноте своей спальни, ночами, сидя на полу, император шептал: «Ты ведь здесь, Сибрэйль? Ты пахнешь небом, я тебя слышу…»
Я была с ним, всегда рядом. Но нет, он меня не слышал – ни шепота, ни крика, хотя я так хотела с ним поговорить. Когда мы поселились в доме, потихоньку устроились, окруженные заботой бывшей няньки, мама начала оживать, успокоившись относительно будущего. Поверила, что мы сможем жить мирно и в достатке на этой земле. Присматривалась ко мне. И спросила однажды:
– Сибрэ, а ты, часом, не беременна?
Да, я знала это уже на корабле, ибо вместе с ветром по моим жилам растекался огонь. Кажется, я и радовалась, и ужасалась. Не была готова стать матерью.
Мне было двадцать, я безумно любила. Я так жаждала счастья, побед, наслаждений. И мне уже почти было дано все – совершенно все, невероятный мужчина, трон, магия, солнце ослепительного счастья зажглось для меня. И все потерять. Влачить существование в этой тусклой, отсталой в сравнении с Империей страной, вдали от того, кого любишь, вдали от существ, похожих на тебя, стараться жить очень тихо, незаметно, и это навсегда.
Я проиграла. Они меня победили – «порядочные женщины» Империи, для которых моя свобода была плевком в их собственную посредственность и слабость, «благородные л’лэарды», боровшиеся за то, чтобы отнимать у женщин стихию осталось священным, незыблемым правом их самих и их сыновей. Невесты и их родители, возненавидевшие «выскочку». Сибрэйль Верана умерла. Женщина под чужим именем, вынужденная все так же скрывать свои способности, навсегда разлученная с тем, кого любила, – эта женщина не в счет. Они получили что хотели, а я потеряла мужчину, которого любила больше всего на свете.
Ну да, удалось сохранить жизнь, ветер, кто-то бы радовался. Но вот уж что точно не в моем характере, так это смирение. Полупобеде радоваться не могу. Я ненавидела Жреческий совет и всех других саган. Я мечтала все разрушить, осмеять, чтобы содрогнулись столпы и устои, чтобы эти сиятельные л’лэарди и л’лэарды сожрали друг друга с кровью и кишками и подавились собственной лживой моралью. Но эта искорка жизни, горевшая во мне, была искорка от огня Авердана, и только потому я радовалась ей.
Честно, не знаю, что бы я чувствовала, явись дитя ветренницей. Возможно, я бы просто ее невзлюбила, как досадную помеху. Но и к огненной любовь моя была странна. Она была моей собственностью, частью меня – и не более того.
Беременность прошла легко. Огонь стал столь же естественной частью меня, как и ветер. Я даже зажигала взглядом свечу. И ковер один раз. В предместьях города мы купили большой дом с участком, засаженным деревьями, за высоким забором, чтобы все, происходящее внутри, было скрыто от чужих глаз. Мама вязала приданое будущему малышу, императорова нянечка искала прислугу – нашла глухонемую повариху, пожилую одинокую горничную, туповатого, но непьющего кучера. Мама устраивала истерики, требуя от меня перестать использовать стихию. Не зря же мудрые
