Откуда-то снова донесся вой, из-за непереносимой муки голос уже был мало похож на человеческий.
— Нравится? — осведомился Доменичи.
— Нет. Но я не еретик и никогда им не был, чтобы меня вот так пытать. — Стараясь перехватить инициативу, добавил: — Я всего лишь служащий банка своего отца и его партнеров, хотя не скрою, доверенный служащий. Выдавать чужую информацию без разрешения совладельцев банка не могу. Но готов дать отчет по требованию владельцев счетов, на это у меня есть полномочия. Потому, как только папа или кардиналы курии потребуют, я буду готов отчитаться. В противном случае, — Козимо развел руками, — они в тот же день перестанут быть нашими клиентами, что сведет значимость полученной информации к нулю. — Медичи сокрушенно вздохнул: — Как и репутацию нашего банка…
Несколько мгновений Доменичи не отводил взгляд от лица Медичи, но теперь это Козимо не беспокоило. Он выиграл нелегкий поединок. Доменичи умен, он прекрасно понял все сказанное молодым банкиром, понял, что, вынудив Медичи говорить, наживет врагов в курии, а это ни к чему даже всесильному Доменичи.
Да нет, уже не такому всесильному, об этом не знал Козимо и никто вокруг, но хорошо знал сам Доменичи — папа Григорий, представителем которого кардинал был на Соборе, все больше склонялся к отречению. Неудивительно, Григорий стар, он устал мотаться по Италии и извергать бесконечные анафемы, понимал, что Собор все равно не оставит у власти, а потому был готов отречься в пользу нового будущего папы, чтобы дожить остаток дней в спокойствии и почете.
Что ж, для Григория это выход, он и на Собор не приехал, чтобы не подвергать себя нападкам, стар уже, стар… А каково Доменичи? Не на того поставил? А на кого надо было ставить, поддержать этого бандита Коссу и сесть рядом с ним в тюрьму?
— Почему вы поддержали Коссу?
Козимо удивил резкий переход в словах кардинала, но не смутил.
— Он просто клиент нашего банка. Взял кредит и вернул его.
— Деньги не пахнут?
Доменичи повернулся к нему спиной, возвращаясь к своему креслу, а потому пропустил важный момент внутренней борьбы Козимо, который едва сумел удержаться, чтобы не ответить, мол, деньги пахнут властью.
Удобно устроившись в новомодном кресле, кардинал насмешливо поинтересовался:
— То есть, как только папа потребует отчета, вы будете готовы его предоставить?
— Да, Ваше Преосвященство. Согласно закону и договору с банком.
— Какой папа?
Очередная ловушка. С этим змеем ни на мгновение нельзя ослаблять внимание.
— Пока папа Иоанн, клиент он.
— А если его уже сместили? Если папа остался один — Григорий, а я его полномочный представитель?
И снова Козимо выдержал сверлящий взгляд.
— Как только я увижу документы Собора о признании нового папы, а также вашу доверенность на сведения о счетах курии, я сообщу партнерам.
— Я ведь могу вытащить из вас эту информацию безо всяких документов. — Доменичи многозначительно кивнул на стол с инструментами для пыток.
— Я уже объяснил Вашему Преосвященству, почему это бесполезно. Счета, данные по которым озвучены без согласия на то их владельцев, аннулируются мгновенно.
Доменичи устало прикрыл глаза.
— Идите. Вы сгниете в своей камере, и никто не узнает о вашей судьбе.
Козимо внутренне содрогнулся от такой перспективы, но все равно не сдался. Он пожал плечами:
— Мой отец знает, где я. И, думаю, уже принимает меры.
Доменичи вдруг поднялся с кресла, сделал знак появившимся в двери охранникам, чтобы вышли, и подозвал Медичи ближе к себе.
— Вы, как и ваш отец, занимаетесь богопротивным делом — ростовщичеством. Давать деньги под проценты — страшный грех, за который можно поплатиться даже жизнью. Потому…
Он не стал даже договаривать, зная, что молодой Медичи тоже все понял — цена торга их с отцом жизни, а не просто угроза пыток.
— Мы не занимаемся ростовщичеством, Ваше Преосвященство, не даем деньги в долг под проценты.
— А что же вы делаете? — Доменичи даже развеселился. — Просто даете кардиналам и папе золото, ничего не требуя взамен?
— Мы даем золото, но возвращают они столько же, сколько взяли…
— Без процентов? — снова хохотнул кардинал.
— …а в благодарность, — ровным тихим голосом продолжил Козимо, — клиенты передают нам права собирать налоги в своих землях, сами земли либо товары…
Доменичи понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать услышанное.
Черт возьми! Их действительно не прижмешь, все законно, с какой стороны ни подойди. Кажется, это не Медичи, а он, Доменичи, поставил не на того. Самое умное, что смог сделать Бальтазар Косса, — стать клиентом этого семейства.
Джованни де Медичи слушал рассказ Антонио о делах в Констанце и странном поручении Козимо, откровенно хмурясь. Сын не передал ни единого документа, и, хотя Антонио по памяти назвал все проведенные за это время операции, отсутствие простой объяснительной записки от Козимо выводило Джованни из себя. Ларец, отнесенный Гвидо в монастырь, заботил старшего Медичи мало, наверняка там какая-то языческая рукопись, купленная за сумасшедшие деньги у тех же монахов. Если Козимо заплатил за нее столько, что даже отцу признаться не может, это плохо. Тогда из него не получится толкового банкира, банкир не может позволить себе потратить на собственную прихоть слишком много, такое поведение непременно приведет к разорению.
Джованни уже прикидывал, не поехать ли в Констанц самому, понимая, что не сделает этого.
А Антонио рассказывал что-то невероятное: папа Иоанн сбежал из Констанца, переодевшись конюхом, его искали по всей округе, заподозрили даже Медичи. О любвеобильном Гвидо Антонио предпочел не упоминать.
Но договорить они не успели, в дверь требовательно постучали, и, не дожидаясь разрешения, вошел слуга:
— Гонец из Констанца, синьор Медичи.
Гонец принес ошеломляющую весть: Козимо брошен в тюрьму! Конечно, за связь с опальным папой Иоанном.
Отпустив гонца, Джованни читал наспех нацарапанное Леонардо письмо, стараясь, чтобы Антонио не заметил дрожь пальцев. Случилось худшее — Козимо поплатился за их связь с Коссой. И хотя сам Джованни думал о такой возможности, даже предупреждал сына, чтобы тот сразу сообщил о проблемах, нутро отца сжалось от страха. Одно дело — считать себя
