Но на сей раз это не была повседневная работа, и вид синьор Медичи имел сокрушенный.
Когда раздался стук, и следом в дверь вошла его сноха Контессина, синьор Джованни кивнул ей:
— Проходи, садись, Контессина. Я сейчас только подпишу заемные бумаги, чтобы отправить с посыльным, и мы поговорим.
— Подождите подписывать, синьор Медичи, прочтите сначала вот это.
На стол банкира легло письмо, на которое Контессина потратила остаток ночи после визита к матери, и другое письмо, явно старое, к тому же разорванное пополам.
Джованни де Медичи недоумевал, но уже понял, что зря Контессина приходить на рассвете не стала бы. Минуту спустя, пробежав взглядом один и второй тексты, он хмыкнул:
— Кто это придумал?
— Я, синьор Медичи. Думаю, мне стоит отвезти это послание в Констанц и передать кардиналу Доменичи. Причем отдать только левую часть порванного текста, оставив правую у себя.
Джованни встал, прошелся по кабинету, задумчиво покусывая губу, и помотал головой:
— Нет, в Констанц ты не поедешь…
— Синьор Медичи, вы не верите написанному? Или полагаете, что этим нельзя воспользоваться?
— Можно, — скупая улыбка тронула губы банкира, — но тебе ехать опасно. Я найду тех, кто и доставит быстро, и передаст тоже. Будем надеяться, что все получится.
В кабинет по-хозяйски важно вошел представитель банкирского дома из Болоньи:
— Вы готовы отдать заемный документ, синьор Медичи? Мне пора ехать.
Джованни лукаво подмигнул Контессине, но так, чтобы этого не увидел нежеланный гость, и покачал головой:
— Пожалуй, я воздержусь. Нет, я не смогу взять такую сумму под такие проценты.
Гость усмехнулся:
— Вам решать, но следующее предложение будет еще менее выгодным.
— Что ж… — сокрушенно развел руками банкир.
— Как пожелаете…
Глядя вслед ушедшему доверенному лицу конкурентов, Джованни снова покусал губу:
— Контессина, теперь надо торопиться. — И вдруг хмыкнул: — Как это донна Камилла согласилась помочь тебе выручать Козимо? Она же всех нас ненавидит.
— Кто ее спрашивал! О письмах я знала, а рассказать кое-что ей пришлось, прежде чем мама поняла, для кого сведения.
— Я всегда считал, что мой сын умней и хитрей меня, но ты и его превзошла. А где остальные письма?
— У меня, но я обещала, синьор Медичи, что содержание не будет известно никому.
— Конечно. Мы еще поговорим, а сейчас мне нужно отправить надежного человека в Констанц. Помогло бы…
Епископ Рагузский не смог сдержаться, его передернуло от отвращения, стоило шагнуть в камеру. Козимо не подал вида, что заметил это, не стоит лишний раз дразнить гусей, тем более в руках этого гусака его жизнь, а не только свобода. Он может наплевать на выгоду ради удовольствия полюбоваться муками молодого Медичи.
— Ваше Преосвященство…
Служитель поставил подсвечник сразу с тремя свечами и, поклонившись, удалился. Даже три свечи не могли облагородить каменный мешок со скользкой плесенью на стенах.
Медичи спокойно наблюдал, как епископ оглядывает его невольное пристанище. На миг показалось, что в змеином взгляде даже мелькнуло сочувствие к узнику, но полагаться на такое мгновенное проявление человечности не стоило. Предстоял разговор о клиентских счетах курии, а это опасный разговор.
И вдруг…
— Вы женаты на дочери Камиллы де Элси?
Вот уж какого вопроса Козимо не ожидал. Он, не задумываясь, уточнил:
— На Контессине де Барди, дочери Камиллы де Барди.
— Да-да, она стала Барди, я помню, — чуть поморщился кардинал. — Вы будете выкуплены сегодня. Однако я хочу получить не только вторую часть письма, но и остальные свои письма, синьор Козимо де Медичи!
Скрыть недоумение Козимо помогла не столько выработанная годами привычка выглядеть невозмутимо в любой ситуации, сколько полумрак каменного мешка.
— Только после разрешения выкупить и синьора Коссу.
— Вы с ума сошли?! Я ведь могу не выпустить и вас самого! — фыркнул Доменичи, но что-то в его голосе подсказало, что можно и нужно торговаться.
Козимо пожал плечами:
— Тогда не получите совсем ничего.
Епископ впился взглядом в непроницаемо спокойное лицо молодого банкира, но Козимо выдержал и этот взгляд. Он понятия не имел, о чем идет речь, однако решил не сдаваться.
— Хорошо. Вас выкупят сегодня. Отправляйтесь во Флоренцию как можно скорей, пока я не передумал, и передайте своей теще, что как только я получу письма, Бальтазар Косса может быть выкуплен.
— Половину, — уточнил Козимо.
— Какую половину?
— Вы получите половину того, о чем говорите. Оставшуюся половину после выкупа Коссы.
Глаза епископа сузились, казалось, из них в Козимо полетели острые стрелы ненависти. Доменичи меньше всего любил от кого-то зависеть.
— Почему я должен вам верить?
— А почему я должен верить вам? Нам одинаково опасно доверять друг другу, придется договариваться.
Епископ Рагузский мгновение молчал, потом покачал головой:
— Вы не на того поставили, синьор Медичи. Будь вы на моей стороне, получили бы неизмеримо больше, чем от вашего лжепапы.
— Отец всегда учил меня держаться в стороне от политики, Ваше Преосвященство. Это лучший способ сохранить здоровье и жизнь.
Бровь епископа чуть приподнялась.
— Но вы рискнули?
— Ничуть, я уже говорил, что я не доверенное лицо бывшего папы, а просто банкир.
Доменичи хмыкнул:
— Тогда зачем вам его освобождение?
— Он должен нам немалую сумму, курия всегда была в долгах.
— Надеетесь вернуть? — Епископ был уже у двери, но Козимо ответил:
— Попытаемся.
Три свечи остались догорать как напоминание о могуществе епископа Рагузского кардинала Доменичи.
После ухода епископа Козимо улегся на свою дрянную постель головой к двери, чтобы его лицо не видели через дверную прорезь, и закрыл глаза. Но никто не подглядывал.
Козимо потребовалось усилие, чтобы не думать об освобождении, не представлять, что будет делать, покинув эти негостеприимные каменные стены, он понимал, что епископ мог всего лишь поманить и ничего не сделать.
Но Доменичи говорил о письме, о письмах. Что это значит? Догадаться нетрудно — донна Камилла в молодости была
