– Три дюжины телег, ваш-бродь. От таких! – тряся окладистой бородой, крестьянин широко развел руками, показывая размер «телег».
– Обычные воинские фургоны, – фыркнул Бедряга. – Что в них? Порох, амуниция, ядра?
– Насчет амуниции, батюшка, не ведаем. А вот хлебушек наш – в них! – тяжко вздохнув, мужик помял в руках снятую шапку и пожаловался: – Явилися под утро, отрядом. Выгребли всё! Тимофей, староста, дорогу застил – убили! Застрелили, яко пса. Тамока и схоронили, Тимофея-то… земля ему пухом.
– Так-так, – Давыдов нервно повел плечом и жестом подозвал Розонтова. – Давай, корнет, собирай всех.
Не прошло и получаса, как уже запела призывно труба, и партизанский отряд Дениса Давыдова почти в полном составе вновь отправился в рейд, или, как тогда говорили – «в поиск». Сам полковник, как обычно, ехал впереди. Бородатый, обросший, в крестьянском армяке и круглой татарской шапке, он давно уже напоминал не блестящего гусарского офицера, а какого-нибудь разбойника-душегуба – Кудеяра или Стеньку Разина.
Все предвкушали добычу. Вернее, не столько добычу, сколько саму схватку – вот откуда азарт! Бей вражин, руби, коли! А трофеи – это уж так, приятное дополнение. Впрочем, довольно важное, чего уж. Вот и приосанились все, ждали.
Высланный вперед арьергард из казаков, однако же, вскоре вернулся ни с чем. Обоза меж указанных крестьянином деревень так и не обнаружили… однако пленника привели – мальчишку-обозника, трясущегося от страха. Давыдов тут же допросил его лично.
Как оказалось, парень просто отбился от своих. Отошел в кусты по большой нужде… пока то да се… глянь – а фургонов-то уже и нет! Уехали.
– Хм, уехали, говоришь?
Дэн задумался. Гужевые повозки все же – не грузовики. Это машины могут взять и уехать так быстро, что, уж раз опоздал, так уже и не догонишь при всем желании. Возы же едут медленно. Почему же пленник их не догнал? Не попытался даже?
– Я… я пытался, господин офицер, – жалобно заканючил французик. – Но, знаете, там, в лесу – развилка. Три дороги! Три, месье! И все – накатанные, грязные. Я побежал по одной… и, видать, ошибся.
– Я же говорил, Денис… – подъехав ближе, скривил губы хорунжий. – Предупредили. Успели уже.
– Но… кто?
Казачий атаман скосил глаза на Сен-Клера. Мятежный французский граф давно уже испрашивал разрешения участвовать в схватках, тем самым приближая час «очищении Франции»… Именно так он и говорил – очищения от революционной заразы! На престол граф планировал престарелого Людовика Бурбона… либо молодого Луи-Филиппа Орлеанского. Так, насколько помнил Дэн из истории, в конце концов и выйдет. Реставрация называется. Сначала один будет править, потом другой… потом снова революция… тридцатого года… сорок восьмого. Наполеон Третий, Вторая империя, Третья республика… Парижская коммуна! Так как-то. Да. Примерно так.
Партизаны все же отыскали конвой. Правда, не тот, на который надеялись. Не три дюжины повозок, а две. Окружив, рванули к фургонам с наскока… Да поторопились, пришлось через открытое поле скакать, стернею, с боков-то было не пройти – болото! Да еще и сырость кругом, вода…
Заметив выскочивших из лесу всадников, французы тут же попрятались за фургонами и открыли плотный ружейный огонь. Пули свистели так часто, что Дэну казалось, будто вражины припрятали где-то между повозками пулемет, до изобретения которого, вообще-то, оставалось не так уж и много времени – меньше ста лет. Стреляли залпами, причем умело – по полплутонга. Треть солдат стреляет, треть – наготове, треть – перезаряжает ружья.
Одна из пуль сбила с Дениса шапку! Однако… И как-то далековато оказалось до обоза, слишком уж далековато, даже если на полном скаку – минуты две-три. За это время, да на открытой-то местности…
Зарядивший было дождь, по-осеннему мелкий и нудный, между тем почти что кончился, столь же быстро, как и начался. Из-за палевых облаков на миг показалось солнце. За фургонами что-то тускло блеснуло. Толстые такие стволы… Неужто и впрямь пулеметы?
Обернувшись, Давыдов взял у ординарца зрительную трубу, приложил к левому глазу…
Черт побери! Ну, конечно, не пулеметы… Пушки! Картечь! Обслуга уже разворачивала стволы, вот-вот – выстрелы, залп.
– Трубить отступление! Живо! – опустив трубу, быстро распорядился Денис. – А ну в лес, братцы. Живее! Живей!
Жалобно запела труба. Вышколенные гусары на ходу повернули коней и помчались к лесу. А вот многие казачки – нет! Увлеклись лихою атакой, выхватили уже и сабли, размахивали, крутили над головами, залихватски свистели, а вот кто-то закричал «ура!».
Эх, что ж вы делаете-то, братцы? Что?
– А ну, назад!
Давыдов бросил коня наперерез, с ним, совсем рядом, поскакал еще кто-то… ординарец… или вездесущий Розонтов… Хотя нет… Перебежчик! Граф Антуан де Сен-Клер!
– К лесу, к лесу! – размахивая шпагой, на ломаном русском вопил граф. И прибавлял что-то по-французски, похоже – ругался.
– Ура-а-а… а-а-а-а… а!
Поднявшееся было «ура» захлебнулось – орудия ухнули в унисон, пустив настилом картечь, сделавшую свое черное дело ничуть не хуже пулеметов. Крупы скачущих казацких коней взорвались кровавыми цветами, такие же цветики расцвели на груди многих казаков…
Еще один залп…
– К лесу, говорю вам! К лесу!
Что-то ухнуло рядом… Ядро! Взметнулась к небу поднятая взрывом земля. Знать, не простое ядро – фаршированная порохом граната. Ветра почти не было, и плотный пороховой дым быстро затягивал все поле боя. Это и спасло оставшихся казаков – успели.
Они-то успели, а вот Денис… Почувствовав, как лошадь стала внезапно заваливаться набок, Давыдов проворно выпрыгнул из седла… да так неловко, что подвернул ногу.
Черт! Что же теперь – быть плененным? Или… или просто настал смертный час?
– Лезьте на мою лошадь, полковник. – Сен-Клер осадил коня рядом. Наклонился в седле. Помог… Поскакали… Слава богу – дым…
Вечером бравый партизанский командир созвал всех своих офицеров на совет. Вытянув забинтованную ногу к печке (все ж таки вывих, не перелом!), Денис устроился на сундуке, предложив остальным усаживаться на лавки. Следовало вновь планировать «поиск», тем более казачки Талаева все же притащили какого-то солдатика-пленного.
– Пятый вольтижерский полк, – щелкнув каблуками, заискивающе улыбнулся солдатик.
Выглядел он не очень. Засаленная шинелишка, рваный обвисший мундир, а вместо кивера – какая-то бабья шапка.
– Откуда такой? – удивился Денис. – Неужто из того обоза?
– Нет, не из обоза, – поясняя, хорунжий ухмыльнулся в усы. – По тропкам лесным пробирались. Он и еще трое. Двое ушли – бросились в реку, а этот… Говорит – из Москвы!
– Из Москвы?! – подскочил на сундуке Давыдов. – Так что же? Неужто… Это что же… Эй, солдат! Наполеон, наконец, оставил Москву, так?
– Так, господин полковник… Вы… вы не расстреляете меня? Ведь нет? Правда?
– Как будешь рассказывать!
– Я – всё! Без утайки, – побожился французик. – Война-то проиграна. Адье! Великая армия отступает.
– По старой Смоленской дороге? – Денис Васильевич язвительно усмехнулся и потянулся к лежащей на подоконнике трубке.
– Да, да, по старой… Есть хочется, господин полковник… ужас как!
По старой… Это значит, что письмо к Кутузову возымело
