Курсанты стояли навытяжку, когда в тюремный блок вошел капитан в сопровождении дневального. Сэм вжался в переборку. И как охранники ни старались прикрыть нарушение устава своими широкими спинами… Шадор рува увидел. Бросил на него задумчивый взгляд, но выволочку никому не устроил. Вместо этого он подозвал охранника и приказал ему открыть камеру второго пилота.
* * *– Заключенные, встать! Приветствие капитану!
Торрес подскочил с лежанки и чуть не вписался локтем в переборку. В металлической кишке, как прозвали камеру узники, не развернуться. Перегородка приподнялась с одной стороны, и внутрь, слегка пригибаясь, вошел капитан. Вахтенный вкатил за ним стул. Торрес стоял навытяжку, едва ли не упираясь макушкой в перекрытие.
– Вольно, – Шадор уселся на стул и жестом велел заключенному вернуться на лежанку.
– Простите, кэп! – деланно огорчился Ангел, сконфуженно задвигая в нишу биопарашу. – Убогость моих апартаментов не позволяет принимать столь высоких гостей, и чаю вам предложить не могу.
– Не зубоскаль, – строго ответил капитан и приказал дневальному закрыть за ним вход и опустить звукоизоляционное поле. В чем, впрочем, не было нужды. Все камеры на гауптвахте изолированы друг от дружки, чтобы арестанты не могли общаться и договориться. Комьюните заблокированы. Подкопы и подпилы исключены. Однако на стене напротив лежанки дважды в день включался интерферентный экран рут-кома и оттуда в одностороннем порядке транслировались новости крейсера. Единственная связь с миром и развлечение, а еще дверца внизу, которую трижды в день отмыкали и куда просовывали пищу. В остальном… Скука смертная! Торрес уже потерял счет времени. Не знал, сколько он здесь томится и сколько предстоит еще… И зарубок не сделаешь на хромированном металле, и к тому все режущие, царапающие и колющие предметы у него отобрали при аресте. Включая часы и ремень.
– Зачем пожаловали, кэп? – Торрес присел на лежанку, закинув ногу на ногу и сложив на груди руки.
Шадор сидел на стуле спокойно и прямо. Ноги вместе, сапоги носками наружу, а на коленях он держал блок-нот.
– Мы побеседуем. А после я решу.
Ангел кивнул.
– Хорошо. О чем?
– О Терезии Малкольм, – вот так сразу, без обиняков.
Торрес слегка напрягся.
– Как по мне, так здесь всё ясно.
– Не всё! – рубанул капитан. – И прежде я хочу, чтобы ты это посмотрел, – он протянул дейгарцу блок-нот.
– Что там?
– Смотри.
Торрес вгляделся в экран, где менялись чередой столбики сообщений с изображениями… Наркоплантации, заводы и фабрики с бесплатной рабочей силой, рабский труд и… Подворотни, где дилеры сбывали запрещенный товар чумазым подросткам… Картинки менялись, и на другом кадре разряженные и напомаженные дамочки вещали за чашечкой какао, что на пожертвованные обществом милосердия средства открылся новый приют для сирот и что-то там про акции и дотации.
– Зачем вы мне это показываете? – Торрес скривился. – И какое отношение…
– Дальше смотри.
Следующая запись была сделана очень давно, наверное, лет сто пятьдесят назад, и прошлое поросло быльем, но агенты Шадора откопали ее в недрах очередного движения «за спасение».
Хрупкая женщина в маске – эдаком капюшоне с прорезями, вещала с трибуны перед толпой, но голос, этот мелодичный голос…
«Человеческую природу не изменить! – выкрикивала она в микрофон. – Нам подвластно только одно – искоренить! Отсеять! Выполоть сорняки! И для этого годятся любые методы, вплоть до самых радикальных! Мы уничтожим гнилое семя в его зачатке…»
Тут женщина сорвала маску, всего на секунду, но…
– Пауза! – Шадор остановил мгновение. – Приблизить.
Рут-ком выполнил голосовую команду.
– Узнаешь?
– Не знаю, – Торрес вгляделся. – Допустим… Смутно… Но это невозможно!
Он вернул капитану блок-нот, силой толкнув ему в ладони.
– Даже если твой разум отрицает, объективно эта женщина – Терезия Малкольм – лидер всех благотворительных миссий, кумир Содружества, символ Конфедерации и она же Терес – авторитет преступного мира, одна из трех неуловимых, возглавляющих темное братство Кинжалов и Капюшонов.
– Чем докажете?
– Ты сам видел.
– Это подделка!
– Все может быть. Но если ты включишь здравый смысл, то я, так и быть, посвящу тебя в более шокирующие подробности.
– И вы думаете, я вам поверю? – криво усмехнулся Торрес. – После того, что вы сделали.
– А что я сделал? Убрал преступного авторитета?
– Вы уничтожили целую станцию! – Торрес вскочил, сжал кулаки и гневно уставился на капитана. – Там были люди… почти триста человек, и…
– У меня не было другого выхода. Поверь, я этим не горжусь, но иначе погибло бы еще больше.
– Малодушные оправдания, которыми вы бесчестно прикрываетесь! – выплюнул Торрес прямо ему в лицо.
Капитан прищурился и холодно приказал:
– Сядь.
Торрес после некоторого замешательства плюхнулся обратно.
– И это после всего, что я слышал о вас, капитан? Скажи мне кто, ни за что бы не поверил… Решил бы, что вас оклеветали.
– У одного человека может быть множество граней. А что ты слышал?
– О кентрийской кампании, – пробормотал Торрес. – Вы пытались спасти колонистов ценой собственной жизни.
– Ну конечно, – Шадор усмехнулся, и что-то дрогнуло в его невозмутимом лице. – Что же еще… И это лишь доказывает, как мало ты обо мне знаешь… Верхушка айсберга, прогорклые сливки с торта, остальное погребено под домыслами и догадками.
– Что именно?! – вскинулся Ангел.
Неужели агентурная сеть Легиона раздобыла неверные сведения?
– Люди меняются со временем, – с горечью произнес Шадор будто в пустоту. – Я был мятежником и чересчур молодым… Чуть постарше тебя… Да, я планировал мятеж. Но все по порядку… Мало кому известно, что на тех кораблях были дейгарцы.
Торрес затаил дыхание от потрясения. Внезапно! Он и вправду не знал, этого не было в письме.
– Как так вышло? – вырвалось у него.
– Лери всегда притесняла Дейгар всеми средствами и даже в мирное время. Диверсии, вредительство, биологические атаки… Под видом удобрений над пограничными колониями распылили «пятнистую смерть». Слыхал о такой?
Торрес кивнул.
– Нам в школе рассказывали, что колонии были заражены. Поэтому их с легкостью
