А вопросы бабушка задает так, будто рубит дрова. Поэтому я ни разу не позвонила ей за все одиннадцать месяцев пути. Причина в ее манере задавать вопросы и в самом главном вопросе, ответ на который заперт в башне Замка. А значит, если придется ей позвонить (а мне придется это сделать), выход у меня только один – Настоящее время.
В Настоящем времени слышу гудки. На четвертом она отвечает:
– Слушаю?
Голос у нее резкий и немного встревоженный. А еще я чувствую, что она насторожилась (звоню с незнакомого номера) и в то же время что-то почувствовала.
Я не отвечаю сразу, и бабушка спрашивает:
– Кто это?
– Это я. Мари.
Слышу, как бабушка делает глубокий вдох.
– О мой бог, Мари, – говорит она, хотя в бога никогда не верила. – Ты где?
– В Ардроссане. У паромного терминала.
– О мой бог, – повторяет бабушка и задает тот самый вопрос.
Я отвечаю сразу, даже не запинаюсь:
– Нет, папа не со мной.
Голос у меня ровный, потому что в Настоящем времени ты не отвечаешь за Прошлое, потому что прошлого нет. Прошлое осталось позади, а там нет ничего, кроме непроглядного мрака.
– И мамы тоже нет рядом, – продолжаю я. – Но все в порядке. Объясню позже.
В Настоящем времени нет понятия «позже». Так что это – обман.
Но бабушка об этом не знает и просто спрашивает:
– У тебя есть деньги?
Она переходит прямо к делу не из-за того, что я пообещала объяснить все позже, а из-за фразы «все в порядке». Надо будет подумать о выборе слов. Потому что в наше время слова обещаний нужно продумывать заново, как и свою историю.
– Садись на паром, который отходит в одиннадцать ноль пять, – продолжает бабушка. – Я тебя встречу.
– Нет, – говорю я. – У меня нет денег. Украли все, что было.
– Ох, – вздыхает бабушка.
Пауза. Я слышу, как она думает.
– Я пришлю Питера, – говорит бабушка. – Сегодня вторник. Он сейчас в море на своей лодке. Попрошу его переправить тебя прямо в Корри.
– Питер?
– Да. Ты помнишь Питера?
60
Поцелуй
Возвращаюсь к машине. Говорю мисс Сперри, что бабушка очень обрадовалась, когда услышала мой голос, и что она встретит нас в Бродике. Потом возвращаю ей «сдачу от покупки билетов» и говорю, что нам надо успеть на паром, который отходит в одиннадцать ноль пять, поэтому лучше поторопиться.
Мальчик выходит из машины. Мисс Сперри выходит из машины. Мальчик стягивает через голову одеяла и с очень серьезным видом протягивает их мисс Сперри. Он словно говорит о тех людях в некрополе, которым теперь одеяла нужны больше, чем ему. Потому что он в безопасности.
Почти.
– О, спасибо, – говорит мисс Сперри. – Это очень разумно с твоей стороны. – Она садится перед мальчиком на корточки и прикасается к его голой руке. – Но я думаю, лучше тебе оставить одно себе. Для переправы. В море ветер всегда дует сильнее, чем на суше.
Мисс Сперри отвязывает мое лилово-белое одеяло от розово-белого, которое с самого начала дала мальчику:
– Вот, держи. Пригодится.
А потом, так будто в этом жесте нет ничего необычного, обнимает мальчика и целует его в макушку.
И мальчик ей это позволяет. Даже больше, он целует ее в ответ. Прямо как я, когда папа целовал меня в макушку.
Мисс Сперри делает самые сложные вещи так, будто это проще простого.
61
Питер
Я правда помню Питера.
Я часто видела его на пристани в небольшой бухте Сэндстоун всего в ста метрах от бабушкиного дома в Корри. Тогда там стояло не больше четырех, ну или шести лодок, и одна из них принадлежала отцу Питера. В детстве, хоть мы и жили по соседству, у нас было мало общего. Во-первых, Питер был на несколько лет старше меня. Во-вторых, он был мальчиком, а я девочкой. А в-третьих, он любил действовать, а я больше любила размышлять. Кажется, когда я в первый раз увидела Питера, он помогал отцу. Они то ли разбирали мотор, то ли свертывали тросы в бухту. А я сидела верхом на болларде (у нас в бухте они были в форме баранов) и читала книжку. А еще Питер что-то насвистывал. Его отец по вечерам играл на скрипке, и Питер с детства впитал эти песни. Как мой папа. Шотландские джиги и баллады. И еще песня о туманах и о возвращении домой, та самая, которую пел мне папа, когда мы гуляли по священным холмам. Когда я вспоминаю эту песню, у меня от тоски комок к горлу подкатывает. Хотя я даже не помню, как она называется.
Питер уже достаточно взрослый, чтобы иметь свою собственную лодку, поэтому бабушка и послала его за нами. Вернее, за мной. Но послала она его не к паромному порту: он расположен слишком близко к лагерю, а в лагере хватает тех, кто хочет перебраться на остров.
Мне бабушка дала вот такие указания:
– Пойдешь на пристань в Салткотс. Мы там обычно причаливали, когда хотели устроить пикник на Саут-Бич. Помнишь? Так безопаснее. Там тебя подберет Питер и отвезет прямо в Корри. Ты все поняла?
«Ты все поняла?» Как будто мне все еще семь лет. Как будто я не проделала путь в десять тысяч километров от самого Хартума.
Да, я поняла.
Мы прощаемся с мисс Сперри на автостоянке, и она уезжает. Она не машет нам рукой и не оборачивается. Думаю, мисс Сперри переместилась в Настоящее время.
До пристани сорок пять минут пешком. Перед тем как туда отправиться, я делаю две вещи.
Первое: трачу деньги, на которые якобы купила билеты. Но не все. Покупаю в киоске в терминале два сэндвича с ветчиной и маринованными огурцами, два пакета чипсов и бутылку воды.
Второе: закутываю мальчика в одеяло, так чтобы трудно было разглядеть его лицо.
– А теперь пошли.
62
Доверие
Ем чипсы. Мальчик ест чипсы. Чипсы со вкусом сыра и лука. Я не люблю такие, но других в киоске не было. И потом, если не ела чипсы больше года, любые покажутся вкусными. У этих восхитительно соленый вкус. Особенное удовольствие доставляет то, что их не нужно экономить. И мы съедаем все. Хотя уже позавтракали, уже съели по яйцу. По очереди пьем воду из бутылки. Пьем всю, потому что скоро у нас будет еще вода. Мы ведем себя безрассудно, расточительно. Мы шикуем. У меня даже голова немного кружится.
В Салткотс мы приходим до появления Питера.
