он прижимал к груди труп Сарай, а воины никак не могли знать, что она, по-своему, выжила. – А вы?

– Бывало и лучше, – признал Эрил-Фейн. – Я надеялся, что ты вернешься. Скажи мне, Лазло, мы в опасности?

– Нет. – Он покачал головой и ощутил глубокую благодарность за то, что это правда. Если бы Руби со Спэрроу не усыпили Минью, Лазло бы приземлился сюда, обремененный тяжелым выбором.

Азарин недоверчиво хмыкнула:

– Стало быть, теперь все хорошо? Это ты пытаешься сказать?

Он отрицательно покачал головой.

– Я пытаюсь сказать, что вам не грозит опасность. Это не значит, что все хорошо. – Лазло заметил ее настороженность, но женщину не в чем было винить. Он ввел их в курс дела так лаконично, как мог.

Сарай мертва, но свое существование не прекратила. Ее душа привязана к нестареющей девочке, той же, которая держит всех призраков в рабстве и напала на шелковые сани. Эта девочка единственная из всех божьих отпрысков жаждет отмщения, но теперь она без сознания, что дает им время на создание плана.

– Убей ее, – рявкнула Азарин. – Вот и весь план.

– Азарин! – упрекнул Эрил-Фейн.

– Ты знаешь, что я права, – отрезала она, а затем обратилась к Лазло: – Она жаждет возмездия, а ты хочешь защитить нас? Так возвращайся туда и убей ее!

– Азарин, – повторил Эрил-Фейн. – Это не может быть единственным выходом.

– Иногда других нет. Как в случае с Изагол, Скатисом и остальными. Порой убийство – единственный выход.

Как бы ни были жестоки ее слова, Лазло полагал, что это правда; некоторые люди заходят так далеко, что уже не достойны искупления, и будут приносить только горе и страдания, пока им позволят жить.

– Надеюсь, это не тот случай, – сказал он. В его голове закрутилось море причин: «Она – борец. Она такая, какой вы ее создали. Она моя сестра». Но добавил он лишь: – Она держит душу Сарай в этом мире. Если она умрет, Сарай исчезнет навсегда.

Это охладило упорство Азарин. Она закрыла рот и вспомнила, как Эрил-Фейн упал на колени и расплакался при виде своей мертвой дочери. Если действительно дойдет до выбора между людьми и божьими отпрысками, что ж, она сделает, что потребуется. Но еще женщина знала, что, если до этого дойдет, это положит конец любой надежде, даже самой отдаленной, что ее муж вернет свое право на жизнь и счастье.

– Ее зовут Минья, – поведал им Лазло, надеясь тем самым сделать ее более реальной. – Она была старшей в яслях, когда… Ну… Она спасла четверых детей. – Его взгляд скользнул к Богоубийце. Все сводилось к Резне, но эта фраза прозвучала бы как обвинение. – Она… она все слышала.

– Не пытайся пощадить мои чувства, – мрачно произнес мужчина. – Я отдаю отчет в своих действиях. И теперь она хочет отомстить. Кто может ее винить?

– Я, – заявила Азарин. – Мы достаточно натерпелись. И многим пожертвовали!

Раздался новый голос:

– Это не нам решать.

Это была Сухейла. Когда Лазло спускался, она уже направлялась в гарнизон со стопкой больших хлебных лепешек, удерживая их на голове. Теперь она окинула Лазло взглядом из-под своей ноши. Ей впервые довелось увидеть его лазурным, и это потрясло ее меньше, чем она опасалась, – наверное, потому, что женщина морально готовилась к этому. Или же все дело в том, что его лицо и глаза остались прежними – простодушными, искренними и полными надежды.

– Только посмотри на себя! – воскликнула она, опуская хлеб на землю. – Кто бы мог подумать? – А затем протянула ему руку.

Лазло взял ее, а женщина опустила сверху вторую – культю, на месте которой раньше была ладонь – и сжала его. Это напомнило ему о жертвах и стойкости жителей Плача.

– Я был удивлен не меньше остальных, – сказал юноша. – Простите, что ушел не попрощавшись.

– Некоторые события вне нашей власти. Итак, что ты там говорил о душе моей внучки?

Внучки. В этом слове слышалось заявление, и Лазло ощутил острый укол надежды за Сарай. Он знал, что для нее будет значить семья. Рассказал все Сухейле. В отличие от других Лазло не мог видеть себя со стороны, когда говорил о Сарай, или какой эффект это на всех возымело – словно представление о ней транслировалось через его любовь и восхищение, и все их ассоциации с «божьими отпрысками» были поставлены под сомнение.

– Она проникла в сны Миньи, – сказал он. – И думает, что каким-то образом девочка заперта в них, в прошлом. Мы надеемся, что Сарай поможет ей наконец-то освободиться от того… что случилось в тот день.

Пожалуй, Азарин и Сухейла удивились даже больше, чем мужчины: эта маленькая девочка стала противовесом Эрил-Фейна, они вдвоем заперты в том ужасном дне, сломленные бойцы. Азарин с трудом сглотнула и стала жертвой эха вчерашнего предзнаменования: белой птицы с ее тенью и чувства, что судьба вышла на охоту и уже выбрала свою мишень.

Нет. Она его не получит.

– Так перемести цитадель, – выпалила Азарин, ее голос дрожал на грани страсти и отчаяния. – Если не можешь убить ее, сделай хотя бы это. Позволь нам обрести свободу.

За ее словами последовала тишина, пока остальные обдумывали их смысл. Эрил-Фейн заговорил первым:

– Нам нужно вернуть наших людей домой, – сказал он Лазло, который увидел стыд на его лице, словно ему было больно просить их уйти. Так и было. Он принадлежал народу и городу.

Лазло кивнул. В конце концов, за этим он и спустился, чтобы помочь Плачу решить эту самую проблему, не подозревая, что он единственный, кто на это способен. Пока Минья без сознания, никаких реальных препятствий нет.

– Справедливо, – сказал он и, представив, что придется поднять якоря и переместить всю цитадель, ощутил одновременно опасение и возбуждение. Но куда ее переместить?

Ответ был… куда угодно.

Опасения пропали. Лазло позволил этому озарению наполнить себя: он обладал волшебным металлическим сооружением, которое мог изменять силой мысли, – волшебным летающим сооружением, которое мог менять силой мысли, – и впервые за всю жизнь у него появилась своеобразная семья. Вместе они могут посетить… мир, весь мир, ведь у них столько времени! Важнейшая мысль. У них есть время.

– Я спрошу у остальных, – закончил он.

– Ты тот, кто может ее передвинуть, – настаивала Азарин. – Выбор за тобой.

Лазло покачал головой.

– Наличие силы не подразумевает, что все решения буду принимать только я. – Но он видел, что резкость Азарин вызвана не ненавистью к божьим отпрыскам, а тревогой. Ее суровые, прекрасные черты исказились от беспокойства, руки не находили себе места. – Но я думаю, что они согласятся. Сарай и так молила Минью об этом подумать.

Больше обсуждать было нечего. Лазло вернется в цитадель и поговорит с остальными, а затем передаст их вердикт. Его беспокоили якоря, не нанесут ли они ущерба окружающим зданиям при подъеме? Хорошо хоть город пустой. Риск человеческих жертв был минимальным, но

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату