– Понимаешь, – сказал Мормон мне тогда в сарае. – После войны во мне была полная пустота. Ничего. А потом я встретил эту книгу… И решил, что должен верить. Я никогда ни во что не верил, ни в какого бога. Я считал, что это глупость и ерунда. А тут вдруг… когда пустота в моей душе стала космической… я обрел Его.
* * *Я расскажу вам о самопожертвовании.
О безнадежной храбрости юных.
И о беспамятной юности храбрых.
И тут мы снова увидели Мормона – в последний раз. Он вошел через главную дверь. Выстрелы стихли.
Мормон шел.
Высокая черная фигура. Казалось, что он бессмертен. Кровь лилась из нескольких ран, а он шел.
А потом он вдруг упал. Свернулся на бок. Винтовки при нем не было, зато я видела рукоять «уокера» у него на боку.
Я хотела броситься к ней – еще бы помнить, что там нет зарядов, – но тут вслед за Мормоном в коровник вошел он. Роб-красавчик. Мормон вдруг зашевелился, начал вставать.
Я видела его жесткое лицо. Его спокойствие и ярость.
В следующее мгновение Роб хладнокровно вынул «кольт» левой рукой из кобуры, наставил Мормону в ухо и выстрелил.
Миг.
Еще разлетались кровавые брызги, а Мормон уже начал падать. Огромный черный человек грохнулся навзничь и замер. Его мозги расплескались по земляному полу.
Из угла гулко и зловеще, как набат в полночь, замычала одноглазая корова.
В следующий момент свистнула пуля, и корова закричала – почти как человек.
* * *Молчание.
Я слышала только стук своего испуганного сердца. И учащенное дыхание Джека…
А потом он закричал.
– Ааааа!
Роб повернулся.
Джек перехватил иглу, как нож. И бросился вперед. Одно мгновение – очень долгое – мне казалось, что Джек успеет. Ударит бандита в бок. В следующий момент…
Роб не выстрелил. Он развернулся и отшвырнул Джека в угол, тот отлетел и врезался спиной в столб. Упал на землю, замотал головой.
Я вскрикнула. Бросилась в атаку – ничего глупее придумать я не могла.
Я бежала прямо на Роба. А потом земля вдруг пошатнулась, я оказалась сидящей. Земля уползала из-под меня, кренилась… Что, что случилось?
Меня ударили в лицо. Всего-то делов.
Я отползла к столбу, начала подниматься. Мне казалось, что в этот раз я добавила в виски слишком много молока.
Боже, что со мной?
Но я продолжала все видеть, хотя и не могла участвовать.
Из левого плеча Роба торчала длинная игла. Он поморщился, ухватился за нее правой рукой. Ладонь скользила от крови. Роб осмотрел плечо. Достал револьвер, курком зажал иглу. Выдохнул. Рывком выдернул – брызнула тонкая струйка крови – и отбросил иглу в сторону, она звякнула где-то там, в темноте коровника.
– Никогда не пытайся пробить шкуру буйвола иголкой, – сказал Роб мягко. – Ее даже ножом не возьмешь. Слышишь, малыш?
Джек встал.
Джек побежал на него еще раз. Он усвоил урок. В этот раз в руке у него были деревянные вилы. Роб приготовился, пригнулся…
Выстрел. Пороховой дым.
Джек на полпути споткнулся, выронил вилы. Мотнул головой – и упал. Забился на полу, среди соломы и засохшего навоза. Кровь текла, впитывалась в земляной пол. Джек поднял белое лицо, снова упал.
Стрелял бледный человек. После выстрела он убрал револьвер в кобуру, шагнул вперед. Роб встал у него на пути.
– Дай мне его, – сказал бледный и облизнул губы. – Дай мне мальчишку, Роб.
Роб покачал головой. Направил револьвер на Джека и выстрелил. Два раза подряд.
Клубы дыма заполнили конюшню, поплыли как облака в небе, как утренний туман. Резко запахло кровью и железом. Несколько секунд тело Джека еще дергалось, а потом затихло.
Бледный подался вперед, зарычал.
Роб посмотрел на него – неподвижным взглядом.
– И только попробуй тронь труп, Хэммет. Ты меня понял?
Бледный оскалился. Отступил назад, развел руками. Мол, как скажешь.
В дверь заглянул Бак, оглядел побоище. Увидел мертвого Джека, нахмурился.
– Снимите с него скальп. Это должны быть апачи.
– Да, майор.
– И шевелитесь.
– Да, майор.
Я прислонилась к столбу. И начала сползать – ноги вдруг стали мягкие, как творог. Никогда не думала, что с нами можно так. Мясо для скальпов. Словно мы какие-то индейцы.
– Там внизу еще одна ферма. – Бак повернулся к негру в очках. – Возьми Джексона и Медведя.
Очкарик-негр кивнул. Под меховой шубой у него был пижонский полосатый костюм, в руках винтовка. Очкарик помедлил.
– Что еще? – спросил Бак недовольно.
– Медведь убит.
Ферма отца Джека, подумала я. Там должны услышать выстрелы. Если не герой, то хотя бы сообщить в город он должен.
– Тогда Горбуна, – сказал Бак.
– Уже отходит. Чертова баба выстрелила ему в живот с двух стволов.
Он говорил о моей маме. Нет, она не сдалась так просто. Она до последнего защищала Энни. Где же Энни?
Бак грязно выругался.
– Тогда ты, Роб! Быстрее. Я здесь разберусь. – Бак увидел меня, остановился. Его лицо изменилось, и я поняла, что это не к добру.
– Девочка, – сказал Бак. – Девочка.
Роб вдруг встал между нами, словно заслонял меня от взгляда Бака.
– Что с ней делать? К остальным?
Бак повернулся к красавчику Робу:
– Ты что-то хочешь сказать?
Тот помедлил. Ну же, Роб, ты не такой, как они. Молчание. Я слышу, как умирают секунды моей жизни.
– Нет, майор.
– Точно?
– Все в порядке.
* * *Я в доме. Внутри все перевернуто. Везде следы крови, словно кого-то тащили в выходу. Мама… где мама? Энни?!
Я пытаюсь бежать, меня бьют в лицо. Я лежу в черноте, расцвеченной цветными – желтыми-красными-зелеными пятнами. Некоторые похожи на ленты.
Хлопнула дверь. Я открываю глаза и сажусь. Все тело болит. Голоса вокруг. Кто-то смеется. Приехали Очкарик с Робом.
– Что там у вас? – говорит Бак. Бандиты сидят за нашим столом и едят наш хлеб.
Очкарик бросает на стол мешок.
– Готово!
Бак поморщился:
– Уберите эту мерзость со стола.
Я видела, как с черной роскошной шубы Очкарика капает кровь. И тут поняла, что шуба эта – женская. Очкарик убил какую-то богатую женщину и снял шубу.
Они все были убийцы и разбойники. Они, как звери, жили в крови. И даже ели и пили там, где убивали. Так даже звери не делают. Волки не пьют воду там, где убивают.
Очкарик сбросил мешок со стола, тот отлетел, ударился об пол с мягким «шлеп» и раскрылся. К моим ногам выкатилась грязная голова.
Это была голова отца Джека. Половина ее обгорела, словно при жизни его совали лицом в огонь. Один глаз, как у коровы, смотрел на меня с усмешкой.
– А женщина его где?
– Утонула.
Очкарик, посмеиваясь, рассказал. Когда они убивали мужа, скво бросилась с ребенком в ледяной ручей и пошла к тому берегу. Думала сбежать. А вода ледяная.
– Мы даже стрелять не стали, – сказал Очкарик.
Индианка вдруг зашаталась и начала падать. Сердце остановилось, сказал Очкарик. Как пить дать.
– Но самое смешное, – он так и сказал «самое смешное». – Что она до самого конца держала младенца над головой. Так и утонула.
– А ребенок?
– Тоже.
– Скальп снял?
Очкарик пожал плечами. Фыркнул.
– Что я, дурак, лезть в воду?
Все вдруг замолчали. Даже на этих людей
