Молчание.
Не люди, хотела сказать я. Вы людей хотя бы видели когда-нибудь? Вы хуже дикарей.
И тут Бак расхохотался. Вслед за ним начали смеяться остальные. Я закрыла глаза и погрузилась во мрак. Нет сил бежать. Нет сил думать. Нет сил ничего.
Чья-то рука зашарила у меня под рубашкой, легла на грудь, сжала. Я резко открыла глаза. Передо мной был Бак – огромная рожа его словно расширилась на весь горизонт, вправо, вверх и в стороны. Я застонала.
Я отодвинулась. Попыталась забиться в угол, туда, где меня никто не найдет. Бесполезно.
– Нет! Нет! – Я дернулась, отползла в угол.
Бак шел ко мне. Неспешно и спокойно.
– Не бойся, красотка, – сказал Бак хрипло. – Я не сделаю тебе ничего плохого.
И вот тогда я действительно испугалась.
* * *Не помню, что со мной было.
Кусок выпал из памяти. Разбился вдребезги и не собрать осколков. Не собрать.
Помню только, как встала. Сбросила с себя руку Бака – мохнатую, в веснушках, в рыжем волосе. Он даже не проснулся, только засопел.
Огненный Столп. Он во мне.
Я встала на ноги, пошатнулась. Во мне росло и ветвилось дерево боли.
На столе луч света из окна озарил патрон. Он вспыхнул золотом, отблески побежали по дому и попали в меня.
И тут я поняла. Господь говорит: возьми эту пулю, Бетти. Я подошла к столу, кровь текла по моим бедрам и капала на пол.
Я взяла патрон. Он сиял. Сиял, как божественное воздаяние. Я стала искать, куда вставить патрон, и конечно же нашла. В кобуре на стуле висел оружейный ремень Мормона. Из вытертой, старой кобуры торчала сандаловая рукоять «уокера». Я вспомнила, как Мормон смазывал кожу маслом, а потом вспомнила лица Джека и Мормона, как они были счастливы в том сарае.
Как их руки медленно и методично собирали этот револьвер, складывали детали одна к другой. Подгоняли друг к другу.
Привет, Бетти.
Как ты?
Я аккуратно вытащила револьвер. Тяжелый, очень тяжелый – почти как ружье. Я открыла защелку и увидела, что «уокер» заряжен.
Я покосилась на окно. Уже вечер. Нет, утро. Скоро рассвет.
Впрочем, какая разница.
Мне казалось, вокруг стоит жуткая непроглядная тьма. И я вою в этой непроглядной ночи, вою, не разжимая губ и не издавая ни звука.
Грешники спали вокруг вповалку, не раздеваясь. Они воняли кровью и грехом. Потом и кишечными газами. Они храпели и попердывали, словно самые обычные люди. Я подняла револьвер и обвела лежащих стволом.
– Праведников убили, – сказала я. Никто не проснулся. Если бы проснулся, я бы выстрелила, не раздумывая.
И вдруг я увидела – и холод лег мне на сердце. Я перестала дышать.
В очаге багрово догорали остатки дров. У погасшего очага лежала она. Тряпичная кукла по имени Алита, кукла Энни. Противная девчонка, украла имя для моей дочки.
В груди загорелась горечь. Я заставила себя вдохнуть. Теперь каждый вдох мне придется делать самой, потому что тело забыло, как это.
Я вдохнула и пошла к кукле.
* * *Угнать чужую лошадь очень непросто. Только не с моими навыками. Может, у Джека бы получилось.
У Мормона точно.
Но все они были мертвы. Мормон и Джек. Мой отец и отец Джека. Наши матери, скво и не скво. Маленькая сестра Джека, я даже не помню, как ее зовут.
Моя маленькая Энни тоже мертва. И корова.
Осталась одна Бетти.
Поэтому я надела на Дюка седло и сбрую. Затянула, как могла, двойную подпругу.
Седло старое, из обшивки торчат клочки ваты.
Вывела старичка из конюшни и повела по двору. Пятна крови в снегу были почти черными.
Никто меня не остановил. Звери убили всех и не выставили часовых. Я привязала мерина с той стороны ворот.
– Я сейчас вернусь, – сказала я. Потом вздохнула и пошла обратно в дом.
* * *Они все спали. Весь Содом.
Я подняла револьвер. Это тяжеленный, как ненависть, кольт «уокер». Наставила его на спящего Бака. На его рыжий волос, на его бледный, почти молочный цвет лица.
Я вспомнила, как он был во мне. От ненависти мир вокруг стал черно-белым и плоским.
Я взвела курок. Огненный Столп, приди.
– Бак, – сказала я.
Его веки затрепетали. Бак шумно зевнул, помотал головой.
– Бак.
Его веки начали подниматься. Когда он открыл глаза и увидел меня, я нажала на спуск.
От грохота заложило уши. Я повернулась. Убрала револьвер в кобуру. Я столкнула на пол лампу и смотрела, как быстрое жадное пламя бежит по дорожке, охватывает комнату. Как рвется вверх и лижет потолок. Как казнит правых и виноватых.
А потом, в дыму и криках вокруг, пошла к двери. Странно, но меня никто не остановил.
Я думала, меня убьют еще на третьем шаге. И приготовилась умереть.
Все кричали, метались и пытались тушить. Звери.
Я вышла в дверь мимо мечущихся в пламени людей и закрыла ее за собой.
Дошла до ворот, села на лошадь и поехала. Н-но, Дюк. Н-но.
* * *Я расскажу вам о любви и мести.
Я расскажу вам о воздаянии.
Вот и мост. Мерин выбился из сил и шел медленно, осторожно. Я знала, что скоро за мостом – поворот на Уолтон. А там люди, маршал, рейнджеры. Там тепло и помощь.
Я вдохнула и выдохнула. Я вспомнила, что мне приходится дышать, иначе тело забывает…
Выстрел прозвучал так тихо, что я почти его не заметила.
Дюк пошатнулся. Я еле удержалась в седле, схватилась за гриву. Мерин пошел как пьяный, споткнулся… И упал. Тело распласталось по дороге, в снегу.
Я помотала головой. При падении я ударилась о землю так, что перехватило дыхание. Я повернулась. Светало, утреннее солнце неторопливо поднималось где-то в облаках. Мир был серым, почти без теней.
Дюк умирал.
Он дернул копытом и замер. Он лежал в снегу, а из-под него медленно растекалось красное пятно. Все-таки это случилось. Та судьба, которой он так долго избегал.
Его подстрелили.
Я повернулась, подняла «уокер» из снега. Аккуратно обтерла ствол от снега и пошла вперед, на мост. Револьвер оттягивал руку. Мрачная тяжесть. Чугунная гиря.
Воздаяние.
– Кто здесь? – закричала я. – Выходи.
И он вышел.
Безногий индеец навахо. Он выполз на мост и наставил на меня винтовку.
Я засмеялась. Мой смех разлетелся над ручьем, над всем этим проклятым миром.
«Не оглядывайся», – сказал Господь жене Лота. И она не оглядывалась. Я вдруг как наяву услышала, как мама читает Библию. Горит свеча, тени пляшут на стенах, а мы с Энни сидим и слушаем. Энни дремлет, а где-то в темноте, там, за столом, сидит Мормон. И по его щекам катятся слезы.
«И жена Лота не выдержала и оглянулась». Я шла на безногого индейца, держа револьвер убитого праведника.
Один на один.
Он смотрел на меня. Близко посаженные глаза, широкая челюсть. Красно-смуглая кожа. Его народ убивали, а теперь он собирался убить меня. Это он навел бандитов на нас с отцом. Теперь я знаю.
Мы выстрелили одновременно.
*