– Все чисто? – Он повернулся к Самсону.
– Чисто, хозяин!
– Рекс кушал?
– Сегодня не в духе… – Слуга почесал тигра за ухом.
– Если наши гости погонят лажу, кошечка получит славный хавчик! Можешь идти!
Самсон удалился, тигр на прощание одарил чужаков ледяным взором.
– Кушнер, вы знаете, как я вас уважаю! – сказал Рудик. – Неужели Рудик мог привести в ваш дом дурных людей? Вы хорошо знали моего папу, это был достойнейший плут и скряга. Его уважали все менялы в Бухаресте, Кракове и даже в самой Приштине!
Мужчина исподлобья смотрел на пришельцев, невнимательно слушая словесный понос негоцианта. Наконец взмахом руки прервал поток красноречия.
– Почему мокрые?
– Переходили вброд Малую Невку, – ответил Стрельников. – Мосты перекрыты леской.
– Мудро! Можете обсушиться у огня.
В камине весело трещали поленья, дым с утробным гулом исчезал в дымоходе. Непонятно, какой печник исхитрился смастерить камин в подземелье! Люди сгрудились возле огня, от сырой одежды в воздух поднимался пар.
Кушнер остановил тяжелый взор на Стрельникове:
– Ты у них типа старшой будешь?
– Вроде того…
– Обзовись!
– Павел Стрельников.
– Беглые?
– Почему так решил?
– Кой леший занесет гражданское лицо в глухомань сибирскую?! – ухмыльнулся мужчина. – К тому же у этого фраера срок в печенке выбит… – последовал кивок в сторону Кощея.
– Ты прав – беглые! – согласился Стрельников.
– Статья, срок… По уму базарь, как положено! – поморщился человек.
– Сто пятая, часть вторая. Четырнадцать лет строгача, шесть выселок.
– Круто взнуздали! – Взгляд местного олигарха смягчился. – Сколько народу замочил?
– Не твое дело. Ты по ходу тоже кошар?
– Смекалистый! – весело сказал Кушнер. Он поднялся с трона, протянул руку. – Меня зовут Израиль Кушнер. Не слыхал?
– Я слышал… – засуетился Кощей. – Ты сдернул в девяносто седьмом с красноярской пересылки. Вот шума было! Почетный вор! – Он с восхищением смотрел на легендарную личность.
– Всесоюзный розыск объявили! – хвастливо заявил Кушнер. – Я в бегах, почитай, двенадцать годиков был.
– А сюда как попал? – Стрельников с нескрываемым интересом изучал апартаменты богача. В точности такой же трон он видел в залах Эрмитажа. И картины Веласкеса похожи, и вазы императорские, а в углу темнеет знаменитый «Черный квадрат» Малевича. Только произведения искусства скорее похожи на умело созданный муляж, чем на подлинники. Да и сушеная рыба, развешанная по стенам, нарушает колорит.
– Так же как и все. Через озеро. – Он жестом пригласил гостей садиться, из соседней залы вышла молодая красивая женщина. По местной моде она была одета как стриптизерша, наготу прикрывали прозрачный бюстгальтер и тонкие, восточного покроя, шаровары. – Олеся, душа моя, принеси гостям закуски, выпить, чем бог послал. Не по-русски – земляков насухую встречать!
Девушка кивнула, бесшумно удалилась.
– Мне тогда в Абакане на хвост плотно менты сели. Деваться некуда, я в тайгу рванул, – начал рассказ Кушнер. – Сам я местный, из Красноярска, лес неплохо знаю. Три месяца гулял, чуть медведь не задрал, едва ноги унес. Во, гляди! – Он показал кривой белый шрам над ребром. – Лежал, доходил. Сил не было к поселку выйти. Хакасы подобрали, шаман тамошний. Выходил, дай бог здоровья ему. Я ему тогда как на духу всю историю свою рассказал. Как кооператором был еще в восемьдесят пятом, тогда первый раз и посадили. Курам на смех! Я срок тяну, а на воле за то же самое награды дают! На зоне крепко актив зашибал, я раскрутился, суку порешил. Добавили еще семерку, и пошло-поехало! Так и получилось, что частный предприниматель Израиль Моисеевич Кушнер стал профессиональным уголовником. В восьмидесятых годах вся Сибирь щеголяла в джинсах Кушнера! У меня производство работало как часы. Днем шили распашонки, наволочки всякие, а в ночную смену джинсы по импортным лекалам кроили. Спецы не могли отличить, где штатовский «Левис», а где портки Кушнера! Портнихи рыдали на суде, как брошенные девы. Я не скупой, за годик-другой работы люди себе новые тачки покупали, хаты кооперативные. Короче, вылечил меня хакас, чудной старик такой! Ахбаем кличут, местное светило. Болезни лечит, зубы без наркоза пальцами вынимает. У меня с собой мешочек с брюликами был захован, по два карата камешки. Я ему горсть отсыпал, не надо ничего, говорит! Детишкам лучше беспризорным дом построй. Ну, спрашиваю, что мне теперь делать? Он отвечает, мол, тебе все одно на воле ловить нечего. Рано или поздно возьмут, посадят. Сгниешь ты на зоне, не мальчик уже. Короче, указал мне озеро это чудное, нырнул я на рассвете и очнулся в этом месте. Тут люди доверчивые, простые. Я со своими коммерческими способностями мигом бизнес организовал. Вот барахлишко кой-какое притащил в берлогу. Картины, вазы, цацки всякие. Я не спец, но, по-моему, фуфловые шедевры! На подлинники похожи сильно, как мои джинсы… – Он засмеялся. – А местные не ценят этого всего, что дети малые, только серебро в почете да фунтики бумажные. Я так марки называю местные…
Зашла Олеся, толкая перед собой тележку с напитками и закуской:
– Угощайтесь!
Уговаривать путников не потребовалось, а от разносолов закружилась голова. Антикварный стол, инкрустированный золоченой бронзой и черепаховой костью, ломился от изобилия яств. Икра черная, икра красная в серебряных бочонках, ломти копченой буженины, украшенные дольками неизвестных желтых овощей и зеленью петрушки. Овощи тушеные в горшочках издавали манящий аромат. Куски ноздреватого, подернутого слезой швейцарского сыра, разложенные на старинном блюде с царскими вензелями по гурту. И конечно, изобилие мяса во всех возможных видах. Жареная оленина, копченая свиная рулька, тушеная баранина по-татарски, свинина, запеченная в сыре. Все, что душе угодно! Гости набросились на угощения, даже сдержанный Малышев мычал, прожевывая кусок жесткой оленины.
– После сушеной рыбы голова кругом идет!
Тихон также уплетал еду за обе щеки, судя по изумленному виду баклана, он впервые наслаждался такими лакомствами.
– Я и раньше рыбу не любил, а как сюда попал, видеть ее, паскудную, не могу! – ухмыльнулся хозяин.
– Давно ты здесь? – спросил Стрельников, вгрызаясь зубами в сочный кусок.
– Пес его знает! – задумчиво сказал Кушнер. – Здесь время иначе идет… Новый год не отмечают, подарков на юбилей не дарят. По нашему счету получается лет девять или около того.
– И вас не
