– Местные традиции, братишка! Тела погибших забирает похоронная команда. – Кушнер осушил рюмку с водкой, поморщился. – Я здесь ко всему привык. Девица гарная, рабыня из покоренной Америки. Я ее у кроншдадтских бакланов отбил, преданная, как кошка. На украинской молве лопочет, я вроде как мать вспоминаю… – На его лицо набежала тень. – Я, может, для того и стены исчирикал. Шибко не хочется после смерти, чтобы команда эта забрала. Труп – это всегда история! Нет трупа – нет дела, как говорил мой первый опер.
– Получается, похоронная команда – трояны, а не люди?
– Получается, так… Может, их инкубы при жизни особую миссию выполняли. Кто знает?! Они молчаливые, лиц не видать. Возникают из ниоткуда.
– Мы жили у старика одного… – вмешалась Даша. – Он от болезни помер, в тот день я как раз с Иваном встречалась. Вернулась – нет трупа. Спрашивала у Грека, лопочет хрень какую-то…
Кушнер кивнул:
– Местным пофиг, у них будто глаза зашорены. День прожил, и ладно!
– Мало чем отличается от земной жизни! Нас в подвале гномы встретили…
– Занятные хлопцы! – оживился Кушнер. – Я с Ратибором знаком, заходит иногда, драгоценность проволочет, просто поболтать. Ему под землей скучновато бывает. Шибко любит сладкий ликер, специально для него держу. Гномы демонов на дух не переносят.
– А кто их хоронит? – спросил Малышев. – Та же команда?
– Ошибочка, друзья! Гномы вроде как бессмертные. Ратибору лет под двести. И сдается мне, они тоже могут проникать в наш мир, только никогда об этом не расскажут.
– Значит, они помнят, когда появились трояны?
– Конечно, помнят! Они нейтралитет занимают. Так, пошутковать, кошара отбить – одно дело. Или мусоров местных, ну, полицаев то есть, огнеметами запалить. А напрямую, против демонов, не попрут. Своя политика…
– Голова кругом идет! – призналась Даша.
– Привыкнешь! – кивнул Кушнер. – Я тоже вначале думал – свихнусь. Потом пил запоем, чтобы с катушек не скатиться, Олеся выходила!
– Спасибо за все, брат! – Стрельников поднялся с места. – Ты прав, освоимся со временем. Без табака паршиво.
– Что правда, то правда! – рассмеялся мужчина. – Я долго отвыкал, пытался вырастить табак, даже ученых местных нанимал. Бесполезно. Тут вот какая петрушка выходит. Табак из Америки Колумб привез. Так же как картошку. Вы в здешнем мире картофелины не сыщете. По версии троянов, Америка появилась недавно совсем, и Колумбу в их истории места нет, а значит, не видать нам ни курева, ни жареной картошечки с салом!
– Что посоветуешь, братишка? – Стрельников с симпатией посмотрел на Кушнера.
– Привыкайте потихоньку. Если помощь потребуется, знаете, где меня сыскать. У меня здесь много заимок по городу. Псов сегодня не бойтесь, вас не тронут. Остановитесь на хате, возле татарского дома. Там поглядим!
– Я хочу домой! – Даша опустила голову, пряча непрошеные слезы.
Кушнер понимающе кивнул:
– Я знаю, что ты чувствуешь, дочка! Попытай счастья, глядишь, тебе и повезет.
Вышел Самсон проводить гостей до дверей. На пороге Даша обернулась:
– Я не уверена, что смогу вернуть вам сокровище, Израиль Моисеевич!
– Не гони волну, дочка! У меня такого добра навалом! – Дверь в стене бесшумно раздвинулась, человек скрылся в темном проеме.
Они шагали по ночному городу, как и посоветовал Кушнер, не таясь. Миновали два поста полиции, сонные служаки демонстративно смотрели в противоположную сторону улицы. Молоденький рекрут предупредительно снял леску, давая возможность пройти важным персонам. Коррупция поглощала любое общество. Пусть даже населенное нечистой силой. Друзья шли по центральной аллее Александровского парка, стеной замерли черные деревья, под скамейкой, свернувшись калачиком, спал бездомный бродяга. В здешнем мире таких субъектов именовали смердами. Заурядная картина, типичная для крупного города. Вот он перевернулся, натянул на грудь ветхое одеяло. Под его рукой оказалась опустошенная бутылка. Бутафорская сцена. Так представляет режиссер пьяницу. Неожиданно смерд поднялся и сел на скамью – прямой, как палка. Фонарь осветил бледное лицо, пористую, усыпанную оспинами кожу. Он протянул руки, глаза были закрыты, словно человека охватил приступ лунатизма. В дымчатом свете фонаря роились мошки. Насекомые сорвались с места, будто невидимая рука махнула сложенной газетой. Моргнул свет. Прозрачный шлейф окутал голову бродяжки. Он сжал череп ладонями, ноги начали выписывать замысловатые коленца, тело изогнулось дугой, как в приступе эпилепсии, нервная гримаса исказила черты лица. Человек открыл глаза, медленно и членораздельно проговорил несколько слов. Язык отдаленно напоминал арабское наречие. Даша прижалась к Малышеву, она отчетливо видела, как между губ проскользнул черный раздвоенный язык. Смерд прокашлялся, сплюнул на землю багровую сукровицу.
– Милость гулящим! – Его голос скрипел, как несмазанный механизм.
– Здравия желаю! – ответил Стрельников.
Одним прыжком он преодолел расстояние до бродяги, занес кулак для удара. Троян презрительно ухмыльнулся.
– Кто хочет убить, на себя гибель навлечет!
– Сейчас проверим!
– Не трогай его! – крикнул Малышев.
– Мы только что видели, как в парня вселилась тварь!
– Ты убьешь невинного человека, а демон ускользнет. А потом вселится в кого-то другого. Этот бедняга уже потерян!
– Умный кошар! – проскрипел троян, обвел взором людей. – Милость доброй ночи, что позволяет лицезреть сразу четырех кошаров. Тебя давно ждут в Гадесе, донна! Открою тайну. Госпожа Лукреция не откажется примерить твой инкуб!
– Передай этой сучке, что я себе лучше вены вскрою!
– Обязательно передам! – рассмеялся демон. – Самоубийство не в чести в Петрополисе. Госпожа Лукреция – упорная ведьмочка, коли чего удумала, не отступится!
– Пошел вон! – Лицо Стрельникова потемнело от прилившей крови. – Не знаю, что вы, суки, чувствуете, когда вашему инкубу ломают позвоночник!
– Хочешь узнать? Изволь! К инкубу привыкаешь, как к удобному платью. Хлопотно часто менять одежду. Прощайте, кошары!
Он отвесил шутовской поклон и неторопливо зашагал по аллее.
– Дьявол меня раздери! – Стрельников, тяжело дыша, вытер ладонью со лба пот. – До нынешнего момента я думал, что многое из рассказанного – байки из склепа. Параллельный мир, альтернативная история…
– Это не параллельный мир, – убежденно сказал Малышев. – Это репетиция.
– Какая к лешему репетиция?!
– Здесь все похоже на нашу Землю, но реальность искажена. Кушнер правильно сказал, как в кривом зеркале. Будто
