— Почти такой же огромный, как тот, которого я заколол для пира.
— Сдается мне, что зверь будет увеличиваться с каждым новым рассказом об этом случае, — усмехнулся Дэвид.
Турлох вновь расхохотался, а О’Флаэрти хлопнул О’Флинна по спине.
— Таким же огромным, как коровы у датчан! — воскликнул хозяин владений.
— Умеете же вы находить союзничков, — сказал Дэвид, когда Турлох и О’Флаэрти повернули своих коней.
Оба вновь натянули поводья.
— О чем это ты?.. — спросил Турлох.
Дэвид огамами описал Татамая со свитой.
— Что это за вождь, если не удосужился прийти на помощь своему работнику?
— Тут ведь дело такое, — ответил О’Флаэрти, — вепри в их краях не водятся, вот его люди и не решились приблизиться.
— А к твоим врагам этот вождь тоже струхнет приближаться?
О’Флаэрти ничего не ответил, но пришпорил коня и поехал прочь. Турлох
же помедлил, дожидаясь, пока его брат снова заберется в седло.
— Думаешь, они трусы? — спросил Турлох.
— Сдается мне, что они не те, кем пытаются казаться. Ты и правда веришь, что его король отправит своих рыцарей через весь Западный океан в то время, как Уильяму Маршалу достаточно пальцами щелкнуть, чтобы военные корабли норманнов пересекли Ирландское море?
Голтри
Пусть погибший загонщик и был простолюдином, но он верой и правдой служил своему клану много лет, и потому сам О’Флаэрти вознес ему последнюю хвалу и одарил вдову. Были приглашены даже плакальщицы, расположившиеся каонтичаном[109] вокруг тела, заливаясь слезами и воем поочередно, чтобы никто быстро не уставал. Их причитания по покойнику разносились в сгущающихся сумерках, отражаясь эхом от стен и проходов часовни и возвращаясь с неожиданных направлений.
Дэвид же зашел туда, чтобы помолиться о душе погибшего, и встал на плиты перед алтарем, думая, что может сказать такого, о чем бы Господь еще не знал. В конечном счете О’Флинн помолился не за усопшего, но за Коннахт, чтобы тот не был разрушен могущественными союзниками враждующих кланов. О’Коннеры сражались с О’Коннерами испокон веков. Это было в порядке вещей, так же как облака, бегущие в хрустальных сферах небес. Но теперь каждая из фракций собиралась привлечь на свою сторону железные рубашки, и это могло стать концом всему.
Погруженный в столь мрачные думы, Дэвид развернулся и увидел, как в часовню заходят сыновья Рори. Он молча отошел в сторону, чтобы пропустить их к алтарю. Но Маленький Хью остановился и сказал:
— Ты не спасал моей жизни.
— Я запомню, — кивнул Дэвид, — на будущее.
Это озадачило Хью, но тут на него оглянулся Турлох. В его глазах Дэвид увидел решение, что он не присоединится. А без О’Флинна не примкнет ни Макдэрмот, ни кланы Шлиав уа’Линна, а воины Маг Наи будут биться за Аэда, что предвещало западным краям невеселые деньки.
— Он погубит страну, — сказал Турлох, и Дэвид понял, что речь идет о короле.
— Только если будет драка, — заметил О'Флинн. — С другой стороны, зачем вообще звать чужаков?
— Так мне что, ждать, пока он умрет?
— Терпение — добродетель королей. Возможно, ждать придется не так уж и долго. Мужья вынуждены оберегать честь жен, а Аэд слишком многим успел наставить рога.
Турлох так закатил глаза, словно пытался посмотреть на раздирающие его внутренние противоречия. Затем он скривил губы.
— Ему наследует Фелим. Пусть Аэд глуп и слаб, но брат его совсем не таков. И если я могу подождать, пока одного из родственничков не станет, то на двух, боюсь, терпения у меня не хватит.
Маленький Хью приблизил свое лицо к лицу Дэвида, хоть для этого коротышке и пришлось встать на цыпочки.
— Выступишь против нас — и мы тебя уничтожим. Теперь краснокожие чужаки на нашей стороне.
Дэвид посмотрел поверх головы юноши в глаза Турлоха.
— Мне жаль Фелима, ведь на нем может сказаться глупость его брата.
Турлох понял намек и опустил ладонь на плечо Маленького Хью.
— Идем, мы пришли помолиться за душу славного парня, а не пререкаться со стариком. — Он покосился на уже обмытое и завернутое в саван тело на носилках у алтаря. — Этот малый хотя бы никак не был причастен к спорам королей.
Выйдя из часовни, Дэвид увидел, как Гиллападриг заново обвязывает ремешком рукоять своего вложенного в ножны меча.
— Думал, они нападут на меня в священном месте, — усмехнулся О’Флинн, — да еще и когда я под защитой О’Флаэрти?
— Мне просто понадобилось наточить клинок, вот и все, — проворчал Гиллападриг.
— Забавно, если бы они осмелились на такой шаг, — весело продолжил Дэвид. — Я вполне мог достаточно раззадорить Маленького Хью. И тогда О’Флаэрти пришлось бы прикончить обоих братьев, чтобы сохранить свою честь. Но не слишком ли высокая цена за спокойствие в Коннахте?
— Не слишком, если быть уверенным, что и правда сумеешь ухватить столь редкую удачу за хвост.
Дэвид рассмеялся:
— Кстати, а чем занят тот работник возле конюшен?
— Тот? Перевязывает свой головной платок.
О’Флинн похлопал собеседника по плечу.
— Идем. Глядишь, он поведает нам историю столь же мудреную, как и его головной убор.
— Но мы же не говорим на языке О'Гонклинов.
— Как и он сам.
Мужчина заметил их и оценивающе оглядел. Ему где–то удалось раздобыть нитку с иголкой, чтобы привести свой длинный шарф в порядок. Чужеземец внимательно посмотрел на Дэвида, вздохнул и откусил нить зубами.
— Терпеть не могу, когда передо мной кто–то пресмыкается. — сказал Гиллападриг. — Скверная это жизнь, когда тебя заставляют благодарить за то, что ее не отнимают.
— Иной жизни у него не было. — Дэвид подошел к питьевой бочке, которой пользовались конюшие, зачерпнул воды и предложил ее слуге краснокожих.
— Аква? — произнес О’Флинн, используя слово, запомнившееся ему из языка О’Гонклинов.
Коренастый мужчина посмотрел на кружку, а затем перевел взгляд на лицо Дэвида.
— Ока, — достаточно жестко произнес он и принял предложенную воду.
— Хорошо, что хоть это он прояснил, — заметил Гиллападриг.
— Он говорит на ином языке, нежели остальные краснокожие чужаки. — Дэвид присел на корточки и спросил на ломаном датском: — Кто ты?
Краснокожий вздрогнул от изумления, но затем его лицо вновь стало невозмутимым.
— Воин, — ответил он, и теперь настал черед удивляться Дэвиду.
— Воин и слуга?
Взаимонепонимание было очевидно.
— Он лишь немного понимает язык Ледяной земли, а я плохо знаю голуэйский, — сказал Дэвид Гиллападригу. — Так что пообщаться у нас с ним особо не выйдет. Но мне надо сообразить, что говорить Кормаку. Подозреваю, что О’Флаэрти известно не так много, как ему кажется, а Татамай вряд ли ему все добровольно расскажет.
Дэвид посмотрел на слугу и ткнул себя в грудь:
— Дэвид Макнил О’Флинн.
Затем он показал пальцем на слугу.
Тот помедлил, прежде чем хлопнуть себя по груди и ответить:
— Мускл О’Туббах. — Он отложил свое шитье в сторону и извлек из–под накидки небольшую трубку из вереска, вырезанную в форме
