Я принадлежал к поколению, считавшему, что завоевание Земли пришельцами в конечном счете обернулось для нас благом. Мы стали здоровее, богаче и счастливее, чем наши родители. Нам больше не нужно опасаться экологической деградации планеты и истощения природных ресурсов. Что и говорить, в результате их вмешательства мы стали намного совершеннее…
— Странное милосердие — избавить жителей Голуэя от мгновенной смерти, но заставить их перебраться в сельскую местность. Без каких–либо средств к существованию, только в той одежде, которая была на них в момент нападения. Как, скажи на милость, могли бы выжить все эти врачи, юристы, клерки?.. Кто–то, несомненно, занялся разбоем и насилием, но остальные брели из последних сил до тех пор, пока не падали замертво прямо на шоссе. Я могла бы дать тебе посмотреть тысячи и тысячи часов видеозаписей, относящихся к Великому Голоду, но боюсь, ты просто не выдержишь. Еды не было — ее нельзя было купить ни за какие деньги, зато благодаря пришельцам, разрушившим земную экономику с помощью своих нанобезделушек, у всех людей имелись подключенные к зрительным нервам видеофиксаторы… Очень полезное устройство — особенно если захочешь запечатлеть, как умирают от голода твои дети.
Мэри была не права: экономический коллапс устроили не пришельцы. Я доподлинно знал это, поскольку в университете изучал экономику. Равно как и историю, и потому знал, что война была навязана пришельцам. И все равно я не находил подходящих слов, что могли бы как–то подействовать на Мэри. В моей душе просто не было того огня, который жарко пылал в ее сердце.
— Но ведь жизнь изменилась в лучшую сторону, — слабо возразил я. — Взять хотя бы то, что пришельцы сделали для…
— Это просто щедрость завоевателей, которые швыряют в пыль медяки и смеются, глядя, как холопы дерутся друг с другом из–за каждого гроша. Они улыбаются, пока мы стоим перед ними на коленях, но достаточно кому–то из нас выпрямиться во весь рост и послать их к черту… Вот увидишь, как быстро все изменится.
* * *Мы остановились на ланч в пабе, а после взяли хоппер до озера Лох–Гартан. Оттуда на велосипедах отправились дальше вглубь страны — в сельскую местность, которая никогда не была особенно густо населена.
Теперь же нам попадались одни только развалины домов, покинутых четверть века назад. Дороги плохо замощены, большинство и вовсе оставалось ухабистыми проселками, но вокруг было так красиво, что хотелось плакать. Погода стояла замечательная: светило солнце, в голубом небе курчавились редкие облака. Тяжело нажимая на педали, мы поднялись на вершину холма к древней каменной церкви, крыша которой провалилась столетия назад. Вокруг теснились заброшенные, заросшие полевыми цветами могилы.
У входа на кладбище лежал Камень Одиночества.
Огромный продолговатый Камень был упавшим менгиром — одним из тех столбообразных мегалитов, которые встречаются на всей территории Британских островов. Неведомые племена воздвигли их еще в эпоху неолита, причем назначение большинства сооружений до сих пор остается неизвестным. В одних районах массивные каменные столбы стоят группами, образуя круговые ограды — кромлехи, в других встречаются только одиночные менгиры. На одном конце Камня Одиночества, когда–то верхнем, еще виднелся полустершийся спиралевидный рисунок. Камень был настолько большим, что на нем мог в полный рост поместиться взрослый мужчина.
— Что нужно делать? — спросил я.
— Ложись, — велела Мэри.
Я подчинился.
Вытянувшись на Камне Одиночества, я закрыл глаза. Пригревало солнце, среди цветов лениво жужжали пчелы. Мэри немного отступила от камня и запела:
Пали в сраженье три льва,Я осталась одна, одна…Это был «Плач Дейрдре» — песня, которую я впервые услышал на концерте в пабе «Заскочил — опрокинул». По древней ирландской легенде, Дейрдре с детства была предназначена в жены королю Ульстера Конхобару. Но, как это часто бывает, девушка полюбила молодого героя Найси, сына Уснеха, и стала его женой. Спасаясь от гнева короля, Найси с Дейрдре и два его брата Ардан и Андле были вынуждены бежать в Шотландию, где некоторое время жили мирно и спокойно. Но мстительный старый король обманом заманил их назад в Ирландию, пообещав полное прощение всем четверым. Когда беглецы вернулись в Ульстер, вероломный Конхобар приказал убить трех сыновей Уснеха и овладел Дейрдре.
Поглотила трех соколов тьма,И теперь я одна, одна…Дейрдре–мученица, как ее часто называют, стала символом Ирландии — прекрасной, страдающей от несправедливостей страны, знававшей и счастливые дни, которые, похоже, уже никогда не вернутся. О реальной, живой Дейрдре, прототипе такого количества легенд, что, будь каждая из них камнем, ее погребальная пирамида поднялась бы до самых облаков, мало что известно. Согласно легендам, Дейрдре–мученица покончила с собой, но ее история получила неожиданное продолжение. Коварство Конхобара привело к кровопролитной войне, а допущенные в ее ходе жестокости, в свою очередь, вызвали новые войны. И так по сей день.
Впрочем, вся эта череда несправедливостей и взаимных обид выглядит подозрительно стройной.
Разбудили брани грозы Глад, изгнание и слезы.Ей–богу, создатель «Плача Дейрдре» был бардом из бардов.
Впрочем, все это я вспомнил потом. Тогда я даже не думал о легенде. Стоило мне лечь на холодный камень, и я почувствовал, как все невзгоды Ирландии наполняют каждую клеточку моего тела. Камень Одиночества очаровывал, словно источник в Буррене. Говорили, что он способен излечивать от ностальгии, поэтому во времена голода и невзгод эмигранты, навсегда покидавшие Ирландию, проводили на нем последнюю ночь на родной земле. Мне же, распростертому на упавшем менгире, казалось, что все страдания, от которых эти люди когда–то избавились, перетекли в мое тело. Каждую их горькую утрату я ощущал как свою. Не в силах справиться с чувствами, я начал всхлипывать и в конце концов разрыдался. Я уже почти не понимал, о чем пела Мэри, хотя ее голос звучал по–прежнему громко. Разобрал я только последние слова:
Разройте его могилу Глубоко, до самого дна,Положите меня с моим милым —Я здесь не останусь одна…На этом песня закончилась. Осталась лишь звенящая тишина, гулко отдававшаяся во мне с каждым ударом сердца.
А потом Мэри сказала:
— Теперь, я думаю, ты готов кое с кем встретиться.
* * *Мэри привела меня к какому–то неопределенного вида зданию из шлакоблоков. Она вошла первой. Кое–как преодолев страх, я последовал за ней. Внутри было так темно, что я споткнулся о порог, но потом мои глаза привыкли к недостатку освещения, и я понял, что нахожусь в баре. Не в уютном и приятном пабе, куда приходят пообщаться семьями, где взрослые чинно сидят за кружкой пива, а дети тянут безалкогольные напитки, а именно в баре — заведении, куда мужчины отправляются, чтобы надраться. В воздухе пахло паленым ирландским виски и прокисшим пивом. Сорванную
