Всю ночь я проворочался на диване у двоюродного брата, у которого я всегда останавливался, приезжая в Нью–Йорк. Аврам не то что выглядел испуганным — я никогда не видел, чтобы он чего–то боялся, даже разгромных рецензий, — он был в смятении… Да, можно сказать, что он выглядел смятенным и даже немного сконфуженным. Ему это было не свойственно, и меня беспокоило, что Аврам стал сам не свой. Подобно кошкам, я предпочитаю, чтобы люди, когда я ухожу, оставались в том же месте, и не только в физическом смысле, хотя и в нем тоже. А в Авраме явно что–то изменилось.
Встал я ранним голубым, но уже жарким утром, сделал завтрак для себя и двоюродного брата, затем просто убивал время, как мог, наконец сдался и пошел к «У Виктора», хотя время едва перевалило за час. С парой кружек кубинского пива я просидел в баре до тех пор, пока не явился Аврам. Часы у меня на руке и на стене над большим зеркалом показывали ровно два часа двадцать две минуты — увидев это, я сразу понял, что Аврам в беде.
Только он этого не демонстрировал. Наоборот, вел себя расслабленно, а не так, как когда мы столкнулись на улице. Мы ждали, пока нас посадят за стол, он спокойно вспоминал о нашем последнем серьезном разговоре, подогретом калифорнийской водкой. Тогда он объяснял мне истинную причину того, почему чеснок традиционно считается средством против вампиров, и рассказал о шокирующих исторических событиях, к которым привел этот миф. Потом заговорил о своих переводах личных дневников Влада Цепеша (никогда не мог понять, откуда Аврам знает столько языков), а также о замечаниях Дракулы относительно прототипа Мины Харкер[16]. Потом официант проводил нас к столу; усевшись, мы перешли к вопросу о том, почему некоторые племена нилотов отдыхают, стоя на одной ноге. И это еще до того, как мы заказали «Бартолито».
Нам еще не подали основного блюда, как Аврам посмотрел на меня через стол, прищурился и, жуя закуску из сладкого банана с соусом из черной фасоли, произнес:
— Возможно, вы удивились, когда я позвал вас сюда.
Говорил он голосом сумасшедшего профессора — или Питера Лорре[17], который вдохнул веселящего газа.
— Нас всех удивились, Большой Бвана[18], сэр, — сказал я, делая вид, что смотрю налево и направо, оглядывая толпу в ресторане. — Но никто не возражать.
— Это хорошо. Возражений в наших рядах я не потерплю. — Аврам отпил вино и так напряженно и сосредоточенно взглянул мне в глаза, что лишь его торчащая клочковатая борода слегка разрядила обстановку. — Вы же, конечно, понимаете, что я бы не смог написать вам из всех тех мест, которые указаны в моих последних посланиях.
Я кивнул.
Аврам добавил:
— И все–таки я это сделал. Смог.
— Э–э–э. — Нужно было что–то сказать, и я пробормотал: — Нет ничего невозможного. Вы же знаете, что французский раввин Раши в десятом–одиннадцатом веке предположил…
— Что сумеет пройти между каплями дождя, — нетерпеливо перебил Аврам. — Да, что ж, может, он сделал то же самое, что и я. Может, тоже нашел путь в Околомирье.
Мы смотрели друг на друга: он спокойно ждал, как я отреагирую, а я был слишком потрясен, чтобы хоть что–то ответить.
Наконец я сказал:
— Околомирье? И где это?
Только не говорите мне, что я мог бы сострить пооригинальнее.
— Около нас. — Аврам махнул правой рукой, изобразив полукруг. При этом он чуть не сбил с соседнего столика бутылку отличного «Пино Гриджио» — в кафе «У Виктора» столики стоят слишком тесно — и едва не поранил вилкой сидевшего рядом гостя.
Я передал бедняге наши искренние извинения вместе с бутылкой вина подешевле, и они были приняты. После этого Аврам продолжил:
— Если говорить конкретно об этом месте, то примерно в сорока пяти градусах от вас влево и немного наверх. Я могу взять вас туда прямо сейчас.
— Э–э–э, — снова протянул я и сказал: — Вы же понимаете, что это звучит вроде «летите ко второй звезде справа, а потом прямо до утра». На инакомыслие, впрочем, не претендую.
— А звезды, впрочем, и не понадобятся, — в тон мне продолжил Аврам, вновь размахивая вилкой. — Скорее уж, поверните налево у той или иной крышки канализационного люка, или поднимитесь по лестнице на это старинное здание, или помочитесь в этот конкретный писсуар в туалете Центрального вокзала. — Он вдруг тихо засмеялся, и один уголок его рта резко задергался. — Смешно… Если бы я не пошел отлить на вокзале… Ха! Попробуйте–ка эту vaса frita[19], очень вкусно.
— Вернемся к тому, как вы отлили, и поосторожней с вилкой. Что произошло на Центральном вокзале?
Аврам, если можно так выразиться, жил для того, чтобы отвлекаться, и как художник, и как товарищ.
— Начнем с того, что я не собирался туда идти. Но мне приспичило, вы же знаете, как это бывает, туалет в забегаловке наверху не работал, поэтому я спустился вниз, можно сказать, прямо в kishki[20] этого зверя… — Глаза у него подернулись пеленой, он смотрел куда–то вдаль. — Знаете, это невероятное место, Центральный вокзал. Вам стоит придумать роман, в котором действие будет происходить именно там, в конце концов, сюжет одной из ваших книг разворачивается на кладбище…
— То есть вы пошли в привокзальный туалет и… — я сказал чуть громче, чем стоило, и люди начали на нас оборачиваться с легким недоумением, хотя могло быть и хуже. — Что дальше–то, мэтр?
— Да. И… — Взгляд его снова стал сосредоточенным и сфокусированным, и он заговорил низким и размеренным голосом: — «Той же самой дверью я выходил, которой и вошел». — Он даже в таком контексте умудрялся цитировать Хайяма[21]. — Но попал совсем в другое место. А не на Центральный вокзал.
Я многое повидал и знал его слишком долго, чтобы понимать, что он не шутит. Поэтому просто спросил:
— И куда вы попали?
— В другое место, — повторил Аврам. — Я назвал его Околомирье, потому что оно и над нами, и под нами, и вокруг нас. Я же писал вам об этом.
Я с удивлением уставился на него.
— Писал. Помните Универсальное Международное братство канализаторов и водопроводчиков? Околоподвальная реальность, все эти трубы, вентили, обвязки, муфты, стояки и колена… всё совсем не такое,
