В вестибюле их никто не ждал.
Так значит, они собирались проникнуть в складку через пробитые ими же дыры? Они могли не найти ничего, кроме трупов! Это была ошибка, а Гамильтон не любил чувствовать, что его противник делает ошибки. Приятнее предположить, что он сам что–то упускает.
У него не было оружия.
В дальних частях здания зазвучали сигналы тревоги. Коридор начал наполняться дымом, который полз откуда–то сверху.
Послышался топот: кто–то поспешно спускался по лестнице с верхнего этажа.
Друг или враг? Определить невозможно.
Атака велась снаружи, но у них могли быть помощники внутри здания; их бойцы уже могли прорваться внутрь. Парадная дверь пока держалась — но она до отказа напичкана складками. Если нападавшие знали достаточно, чтобы использовать такой заряд, возможно, они даже и не пытались пройти этим путем.
Люстр глядела на единственную дверь, до которой у них был шанс добраться, прежде чем бегущий доберется до них. На ней висела табличка с надписью, которую датские ссылки Гамильтона прочли как «подвал».
Он оттолкнулся спиной от стены и ударил в дверь ногой. Невыращенная древесина вокруг замка треснула. Гамильтон выбил его вторым ударом. Повреждение будет заметно, но он решил, что это неважно. Дальше обнаружились ступени. Люстр вбежала внутрь, и Гамильтон прикрыл за ними дверь.
В тени виднелись какие–то предметы; перепробовав несколько, Гамильтон нашел один, который смог поднять, и подпер им дверь. Это был ящик с инструментами. Помещение оказалось заставлено древними бойлерами — вероятно, резерв на случай, если выйдут из строя топливные элементы.
— Они найдут… — начала Люстр, но тут же оборвала себя.
Гамильтон быстро отыскал то, что надеялся увидеть здесь внизу: станцию связи на стене. Порой, работая в штатском, он брал с собой маленькую петлю связи с вышивкой — обычно она была замаскирована под часы, чтобы никто не удивлялся, для чего ему могло понадобиться нечто подобное. Однако ему никогда бы не позволили такую экипировку в предположительно дружественной стране. Петля на стене принадлежала к внутренней системе; оставалось лишь надеяться, что она соединена с петлей на крыше. Ему следовало вызвать Отдел внешних сношений — но теперь он не мог себе позволить довериться местным. Нельзя было допустить, чтобы их системы зарегистрировали открытый вызов в Букингемский дворец или здание Королевской конной гвардии; это сочли бы преступлением против равновесия. У него оставался только один человек, к которому можно обратиться, — и если ее не окажется в будуаре, Гамильтона можно будет считать покойником, а Люстр вернется обратно в мешок.
Он подключился к разъему и выдул в трубку нужные ноты, надеясь, что кодовый сигнал пройдет мимо любых подслушивающих ушей.
К его облегчению, Кушен Маккензи тотчас же появилась на линии. Ее голос звучал торопливо: кто–то во дворце, должно быть, предупредил ее о том, куда он направляется этим вечером.
— Джонни, чем я могу вам помочь?
Ее голос шел с крыши — направление, отведенное для офицеров.
— Мне нужен папа, частный вызов.
Он слышал в коридоре топот бегущих ног, направляющихся к двери. Может быть, дыма накопилось уже достаточно, чтобы они не заметили повреждений?
— Извлечь, упаковать или ликвидировать?
«Ликвидировать» относилось к нему: удар, который окончит его жизнь и сотрет все, что он знает, — как его заверили, безболезненно. Это был единственный способ умереть, доступный для офицера в штатском; возможность самоубийства блокировалась размещенным в голове пакетом установок. В широких кругах общественной вышивки Кушен играла роль хозяйки салона, но помимо этого она занималась и настоящим делом. Однажды она вывела Гамильтона из Лиссабона и усадила в экипаж с вооруженным водителем, всю дорогу поддерживая поток светской болтовни, который не давал ему отключиться, несмотря на сосущую рану в груди. После этого случая он хотел послать ей цветы, но не смог найти в томике «Языка цветов» из полковой библиотеки ничего, что описывало бы его чувства и в то же время сохранило бы между ними драгоценную дистанцию.
— Извлечь, — сказал он.
— Хорошо. Ищу.
Она замолчала. Затянувшаяся пауза была испытанием для напряженных нервов Гамильтона. Те, кто их искал, уже возились перед дверью, словно дилетанты. Возможно, именно поэтому они так неумело обращались со взрывчаткой. Дилетантов Гамильтон боялся больше всего. Дилетанты убивают вопреки приказам.
— Да вы в настоящей крысиной норе, майор! Видели бы вы, что сейчас валится на мой кофейный столик! Десятки лет там устраивали убежища, складки внутри складок, прятали и забывали оружие… Не рядом с вами, к сожалению. Если там откроется точка остановки времени и разрушит Копенгаген…
— Наш выход может привести к такому результату?
— Возможно. Никогда не любила этот город. Внимание…
Что–то с глухим ударом навалилось на дверь и принялось толкать. Люстр предусмотрительно отступила назад, уходя с того места, куда должны были полететь пули, а Гамильтон обнаружил, что из–за длины соединительного шнура у него не остается другого выхода, кроме как стоять на линии огня.
Он вспомнил минуты, проведенные с Анни, не позволяя мыслям отвлекаться ни на что другое.
Толчки в дверь стали более размеренными. Неторопливыми.
— Готово, произнесла Кушен.
Гамильтон поманил Люстр к себе и обхватил ее рукой.
— Да, кстати — тут на другой линии полковник Турпин, передает свои наилучшие пожелания.
— Мои наилучшие пожелания полковнику, — отозвался Гамильтон. Давайте!
Дыра открылась под ними в ослепительной вспышке — возможно, это рушился город. Гамильтон и Люстр провалились в нее и со скоростью урагана начали падать вдоль сверкающего коридора. Вдалеке через разлетевшуюся в щепки дверь посыпались пули, разрывая серебристую паутину туннеля вокруг, нелепо отскакивая и уносясь в пустоту…
Гамильтон пожалел, что ему нечем пальнуть в ответ, в рожи этим ублюдкам.
А потом они оказались снаружи, вдыхая благословенный ночной воздух, выброшенные на землю из невероятной дыры у них над головами…
…которая тотчас же дипломатично исчезла.
Гамильтон вскочил на ноги и огляделся. Они находились на какой–то боковой улочке. Холод. Темнота. Никаких свидетелей — Кушен сумела обеспечить даже это. Больше сегодня вечером она ничего не сможет предпринять — ни для него, ни для кого–либо из его братьев и сестер в других местах Солнечной системы. Турпин позволил ей сделать это ради него. Нет, поправил он себя, — ради того, что находилось внутри Люстр.
Он помог девушке встать, и они поглядели в конец улочки, где сновали взад–вперед прохожие. До них донесся звон колоколов церкви Девы Марии, отбивающих десять часов. Вдалеке пылало здание посольства, экипажи с трезвоном и красными огнями проносились в небе и исчезали в дыму — они уже принялись качать туда воду из своих океанических складок. Вот и эти запросто могут попасть под подозрение,
