Снилась какая-то ерунда: Басмач видел, насколько хватало глаз, водную гладь, и его кто-то звал. Звали будто из-под воды, словно кого-то топили, а он кричал последним воздухом из легких. Но вода была безбрежной. Проснулся Басмач от собачьего холода и падавших с неба крупных капель.
Территория монастыря плавала в предрассветном тумане, а с небес хлестал дождь. Часовых было уже как-то поменьше, они старались не патрулировать и жались к козырькам и навесам, видно, шкуру мочить совсем не хотели. Басмач их в этом поддерживал даже очень. При свете виделось уже гораздо больше, чем впотьмах. Например, рукотворный канал шириной в несколько метров, который тянулся от Волги и оканчивался небольшим озерцом. Оно явно не должно было находиться так близко к когда-то жилым домам, значит, вырыто сектантами. Чего там говаривал заказчик – поклоняются водной хреновине? И с котлованом стало сразу понятно. Правда, в то, что эти, явно отожравшиеся от безделья, монахи-вертухаи копали сами, не верилось совсем. Закинув в рот остатки соминого шашлыка, Басмач продолжал наблюдать. А внизу тем временем наметилось оживление.
Фигуры в балахонах сновали туда и сюда, подметали, носили, убирали, разжигали бочки-жаровни. Большое количество людей топталось у озерца. Один, вооружившись книгой, мерно вышагивал по мосткам вокруг котлована против часовой стрелки, в то время как другой макал швабру на длинной палке в ведро и возюкал по стреле крана, наверняка снятого с манипулятора из тех, что «сам гружу – сам вожу», нависшего над этим бассейном. Правда, бурая железяка с висевшими хвостами тросов с крючьями становилась еще более ржавой. Басмач навел резкость в бинокле, присмотрелся: макая импровизированную кисть в ведро, стрелу густо мазали кровью. Третий, взобравшись на стремянку, протирал тряпкой статую с бараньими рогами, простирающую когтистые ручищи к воде. Что-то намечалось, а любая неразбериха, как известно, всегда на руку диверсанту.
Басмач уже собирался упаковать бинокль в чехол, когда заметил шевеление в небольшом закутке, примерно там же, где прошлой ночью у костра в бочке грелись часовые. Двое, воровато оглядываясь, терлись несколько минут у потухшей бочки. Затем, пока один оставался на стреме, второй отодвинул стальной лист, бывший частью забора, и вылез наружу, придержав «дверь» для напарника.
– Ага, в самоволку намылились, это хорошо, – радовался Басмач за «подаренный» скрытый лаз.
Лист железа опустился на прежнее место, сектанты странно поднимали ноги, будто перешагивая нечто невидимое. Отошли от забора на пару метров и кинулись другу другу в объятия, а затем один спустил штаны…
– Тьфу ты, – скривился Басмач. – Штоб вас…
Продолжалось действо недолго, пару-тройку минут. «Голубки» оправились, перешагнули «невидимку» и скрылись за забором. Упаковав бинокль в чехол, Басмач пополз с горки вниз, человеческим раздолбайством вот прямо грех было не воспользоваться!
Крадясь и переползая от куста к кусту, Басмач подобрался к лазу в заборе.
«Ага, голубки не просто так перешагивали», – убедился он, глядя на тонкую стальную проволоку растяжки, уходившую концами в неприметные, рукотворного вида холмики из почерневшей, пропитанной олифой стружки. Что там, МОН-50, ОЗМ-3 растяжка из Ф-1 или какая сигналка-самоделка? Проверять явно не стоило, но руки так и чесались кинуть хлыст от растяжки к дверце лаза, чтобы как только кто полезет… бах! Делать этого он не стал, при удачном раскладе возвращаться Басмач планировал этим же путем, но петельку из тонкого шнура все же накинул и запрятал в жухлой траве. Приник к ржавому листу, прислушался: по ту сторону кто-то был.
– …брат Николай приволок девку, сначала избивал ее ногами, а потом стал трахать. Предложил мне, но я отказался. Это же противно, – жаловался один голос.
– Согласен, брат, согласен, – отвечал второй. – Ладно, Кирилий, пойду, сегодня моя очередь стоять на бдении у алтаря Гласа.
– Везет тебе…
– Так в везении ли дело? Я выпросил у келаря бутылку наливки и передал эклесиарху, ну, в благодарность. Вот меня к алтарю и распределили. Смекаешь?
– Головаст, однако. И мне, штоль, наливкой разжиться?
– А и попробуй. Только погоди малость, пропусти одно бдение и не говори, что от меня узнал.
Трепались они долго, Басмач уже был готов оторвать лист лаза и передушить этих болтунов голыми руками, как вдруг голоса стихли. Он осмотрел лаз, нашел потайной «замок» из кривого гвоздя и такие же петли. Дверца отошла беззвучно. Спиной к забору, уставившись в одну точку, курил мужик в хламиде. Судя по запаху, в куреве табака не было от слова совсем.
Кинжал вышел из ножен быстро и тихо, клинок скрипнул по раздвоенной бороде курильщика, упершись над кадыком.
– Хенде хох! – прошептал Басмач.
– Чего?.. – испуганно просипел часовой, выронил самокрутку и попытался обернуться, но сталь тут же впилась в кожу, а за ворот потекло красное.
– Говорю, стой тихо, держи руки на виду и не рыпайся, иначе примешь смерть лютую, жуткую. Доходчиво?
– А-ага.
– Говори быстро, где найти брата Иннокентия?
– Так в кабинете, наверное, где ж… А! – сталь снова врезалась, но уже глубже.
– Не зли меня, болезный. Говори, как пройти, в деталях говори.
– Ну, эта… выйдешь за угол, пройдешь через улицу до дома двухэтажного, стоящего отдельно, с намалеванной дланью Неспящего. Вот он и есть. Иннокентий или на первом этаже, в кабинете, или в подвале, с новоприбывшими. Мальчиков привезли недавно. А он их любит, вот…
Басмач легонько подхватил голову сектанта, вскинул подбородком к небу и ударил того под коленки. Ноги часового предательски подогнулись, увлекая к земле, но Басмач держал голову крепко. Хрустнуло. Тело дернулось и обмякло. Бородач хотел воспользоваться балахоном сектанта, потому марать его кровью и дырявить было совсем ни к чему. Он вытянул мертвяка через лаз в заборе, оттащил подальше в кусты, попутно насчитав несколько растяжек, и примерил балахон. Оружия при сектанте не оказалось, видно, брат был не из охраны. Зато по карманам оказалось распихано с десяток пахучих самокруток. А на шее сектанта болтался железный медальон: жестянка с оттиснутой раскрытой правой ладонью с отрубленным мизинцем. И торчала эта лапа из волнистых полос, которыми обычно рисовали воду.
Они поклонялись чему-то, что обитало в воде. И рука как бы протягивалась из-под воды. Правая рука с отрезанным мизинцем что-то напоминала, он знал этот символ. Откуда? Пока кутался и распихивал ножи-пистолеты, чтобы удобно было выхватывать, вспомнил.
Дед рассказывал ему в детстве страшилки восточных совсем не сказок, говорящих, что у шайтана только четыре пальца. И если бы их все же было пять, то он смог бы задушить спящего человека насмерть. История, как палец был потерян,
