Предоставим ему свободу действий, и он, без сомнения, отыщет решение, которое должно корениться в самой человеческой психике…
Любопытная вещь — Макиавелли отыскали немедленно. Он блуждал у окраинных зон, лишний раз подтверждая легенду о своей способности предвидеть события… если только точное определение исходных данных…
Макиавелли появился — или воплотился материально, — и все сразу поняли, что решение у него уже готово: он был столь изыскан, что просто не мог притворяться несведущим.
Знакомство с древними трудами придало ему своего рода бесстрастную мудрость, которая покорила бы Эстетов. Они обожали смелые поступки, а этот был как раз таким: Макиавелли величественно отказывался следовать ритуалу, установленному на Высотах.
Макиавелли вошел, едва не столкнувшись с Властелином Высот (тот, не удержавшись, слегка отпрянул) и заговорил.
Его речь вызвала непривычное стрекотанье в мыслительных цепях Мудрецов. Все почувствовали облегчение, когда он согласился играть роль управляемого передатчика. В его словах угадывалось следующее:
— Ваши попытки обречены на неудачу, потому что Эстеты обрели новый инстинкт, инстинкт «уважения», перекрывающий пресловутый инстинкт самосохранения. В замкнутом мире, где вы принуждаете их к растительному существованию, несмотря на кажущиеся благополучие и роскошь, они постоянно сталкиваются со злейшим врагом человека: чрезмерной зависимостью от чужого мнения. Им надо показать себя или умереть. Подумайте только, у них есть все: материальные блага, достаток, безопасность. Им недостает, уж вы мне поверьте, лишь счастья самовыражения. Они ни во что не верят, сражаются лишь с самими собой в образе себе подобных, они исследовали и использовали все уголки своего сознания и, надо сказать, устали расходовать себя в бесплодных битвах. Теперь им остается только концентрировать свои таланты на единственном положительном способе самовыражения — вы знаете каком.
— Они самоутверждаются, умирая.
— Право на смерть — единственное, что вы им оставляете в вашем чересчур совершенном мире.
Воцарилось полнейшее безмолвие. Макиавелли продолжил:
— Существовал приемлемый выход: подвигнуть их на великие деяния за пределами планеты. Однако вы поручаете эту работу профессиональным воинам, набранным на Нижних Уровнях.
Смена ритма предполагала скорое окончание речи. Мыслил Макиавелли чеканными фразами:
— Нужно соперничество… нужно создать некое противоборство. Несмотря на то, что Эстеты постоянно утверждают обратное, они хотят быть выше средних обитателей планеты. Их беспрестанные заявления о милой непосредственности, чистоте, простоте других обитателей Града — всего лишь с трудом возводимое заграждение против их естественной склонности считать себя выше других. Я долго размышлял и понял, что есть нечто такое, чего они не вынесут: если окажется, что толпами с Нижних Уровней движут те же безумства, что и ими.
Ткань ответных мыслей заколыхались. Некоторые из них могли свидетельствовать о заинтересованности.
— Вот что я предлагаю: используя хорошо известные вам способы… да, да… мы вызовем эпидемию самоубийств на Нижних Уровнях. Нам следует найти новые формы: это не может быть результатом эстетических воззрений. Представим себе скорее что-то вроде игрища дикарей, жертвенной оргии… в которой люди примитивные будут сотнями сводить счеты с жизнью. Как вы думаете, что произойдет в Верхних Сферах? Что будет твориться в сверхсложном сознании Эстетов? По-вашему, они согласятся почитать тех же богов, каких почитают внизу? Утверждаю со всей уверенностью: они просто-напросто бросят это занятие и тут же начнут замышлять какую-нибудь новую пакость, но у нас всегда будет время ее предупредить.
В первый раз с начала его длинной речи один из Мудрецов перебил Макиавелли:
— Но как мы поступим с населением Нижних Уровней?
Макиавелли не ответил. Он испустил светящийся мысленный образ, полный жгучей язвительности, который, казалось, содержал в себе вполне определенную идею. Выразить ее можно было примерно так:
— У обитателей Нижних Уровней реакции элементарные: их будет нетрудно проконтролировать и… обезвредить.
Смутное чувство ужаса реяло над Мудрецами.
Все произошло очень быстро. Вверху стало известно, что в глубине подземных галерей собирались целые толпы для совершения кровавых самоубийств. Уровнем ближе случались дуэли. Люди в кричащего цвета камзолах с оружием в руках преследовали друг друга по черным металлическим рвам, окружавшим платформы.
Всеми на Вершинах овладело отвращение, когда там узнали о первых «жертвоприношениях». Начались бесконечные словопрения во мраке, расцвеченном ореолами отдохновения. Изысканно облокотившись о светящиеся перила, Эстеты с болью вглядывались в бездонную пропасть, откуда доносился шум оргии. Затем они собрались вверху, в жилых зонах Града, чтобы обсудить, что же им делать дальше.
Властелин Высот подал знак, и заседание началось. На экранах Мудрецы выглядели бесстрастными, но воздух, казалось, вибрировал. Все молчали, так как слова грозили разорвать тонкое кружево согласованных мыслей. Все были безусловно счастливы, как и полагается после внезапного разрешения давней проблемы. К уверенности примешивалось некоторое самолюбование, одно другое усиливало и оправдывало. По предложению самого старого из Мудрецов они приступили к длительной процедуре всеобщего очищения, когда Мудрецы все глубже и глубже погружались в атмосферу гармонии и удовлетворенности… Продолжалось это до тех пор, пока мглу их нирваны не рассеяла весть о первом убийстве — преступлении, прежде неслыханном среди утонченных Эстетов.
перевод В. КаспароваЖаклин Остерра
Календарь
Холодный неоновый свет струился по пирамидам консервных банок, пластмассовых коробок и бутылок на прилавках универсама. Фрейлейн Бернауэр бродила по магазину с металлической корзинкой в руках, хотя вовсе не собиралась запасаться продуктами. Хозяйка не любила, чтобы жильцы стряпали в комнатах.
Неожиданно ей преградила дорогу группка женщин, толпившихся вокруг демонстрационного столика.
Фрейлейн Бернауэр, утомленная после долгого рабочего дня, хотела было обойти женщин, но те вдруг задвигались и втянули ее в самый центр, к столику, на котором сверкала громадная кофеварка. У столика стояла девушка в белом халатике — брюнетка с угольно-черными глазами — и угощала всех кофе.
— Подходите ближе! Отведайте наш новый сорт! Кофе «Минос», поджаренный в специальных жаровнях! Вам непременно понравится!
Фрейлейн Бернауэр взяла чашечку. Кофе и правда был великолепным, а стоил столько же, сколько и тот, что она покупала из соображений экономии. Она купила пачку, и продавщица вручила ей премию — ноябрь был на исходе — рождественский календарь. Фрейлейн Бернауэр стала было отказываться.
— Что вы, у меня нет детей, и некому подарить.
Продавщица улыбнулась.
— Возьмите… Поверьте, он принесет вам не одну минуту радости.
Альвина Бернауэр с величайшими предосторожностями повернула ключ в замочной скважине. Но, идя по коридору, поняла, что предосторожности были тщетными — на стеклянной двери, ведущей в кухню — гостиную, дрогнула занавеска.
Недреманное око фрау Гуггенбюхлер следило, кто и с кем вошел в квартиру.
Альвина со вздохом затворила дверь своей комнаты и потянулась к выключателю. Тусклый свет лампочки, укрытой фарфоровым абажуром, показался ей печальным, даже мрачным, словно за окном опустились
