Даша вернулась с тетрадным листом.
– В прошлом году, – продолжила она, – тетя гостила у нас. Она составила план, где указала, куда спрятала ценные вещи. Я пробовала искать, но ничего не нашла, вы не могли бы помочь?
– Да, Геннадий Федорович, помогите! – вставила Римма Семеновна. – Мы никому не доверяем, кроме вас, поэтому и пригласили.
Даша протянула листок из школьной тетради. На нем был начерчен план гостиной, алькова и темной комнаты. Квадратиками обозначена мебель. В каждый квадратик упиралась стрелка, над стрелками выведено: «золотые часы», «ювелирные украшения», «серебряные приборы», «марки». Кое-где стояли пояснения: «под крышкой», «в белье», «в щели», «на дне». План был прост и понятен.
– Карта капитана Флинта! – пошутил я. – Мы на острове сокровищ!
Сестры заулыбались, уселись удобно и приготовились смотреть.
Поиск много времени не занял. Тайников, подобных отъезжающим шкафам, фальшивым кирпичам в стене или полым ножкам стола, не было. Был карман пальто, банка с гречневой крупой, стопки постельного белья. Сестры, как в цирке, крутили головами, следили за моими перемещениями. Побеспокоил их однажды, когда извлекал из складки между сиденьем и спинкой дивана золотые часы и тугой узелок с украшениями. Найденное передавал Даше. Она принимала свертки, пухлыми пальцами рвала обертку и ссыпала драгоценности на колени. Всякий раз, когда кучка пополнялась, Римма Семеновна охала, Даша краснела и улыбалась. Вскоре на ее коленях образовалась внушительная горка.
– Все! – объявил решительно. – С золотом покончено! Перехожу к серебру.
– Нет, не все! У тети имелась диадема с изумрудами. Вы ее не нашли! – Даша произнесла эту фразу с некоторым упреком, как бы укоряя в недобросовестности, желании утаить ценную вещь. Римма Семеновна чуть не подпрыгнула на диване, подалась вперед, ее лицо пылало:
– Ты в своем уме, Дашка, обвиняешь Геннадия Федоровича в нечестности? Другой бы тюкнул тебя молотком и был таков. А он – гляди, как старается.
Я посмотрел план, перечел надписи. Диадема на плане не упоминалась. Показал бумагу Даше.
– Ну, хорошо, хорошо, ищите дальше, – снисходительно позволила она.
Тогда впервые на ее миловидном лице проступило выражение сухой пренебрежительности, даже надменности, но я, увлеченный поиском, внимания этому не придал.
Над стрелкой, упирающейся в квадратик, обозначающей на плане горку, было написано два слова – «серебряные приборы». Горка стояла в углу, верхняя часть застеклена, нижняя – закрыта. Приборы, очевидно, спрятаны в нижней, и я, не чувствуя усталости, принялся разгружать и выставлять ее содержимое на пол. Вскоре пространство вокруг заставил пакетами с крупой, банками с вареньем и сервизными тарелками небывалой красоты. Общеизвестно, нельзя демонстрировать хозяину свою заинтересованность тем или иным предметом. Союзник антиквара – индифферентность. Сервиз с лепным декором и живописью меня заинтересовал, выставляя последнее блюдо, которому на полу не осталось места, как бы невзначай перевернул и посмотрел марку: Лимож, вторая половина девятнадцатого века. Я предложил блюдо Римме Семеновне, но та отшатнулась, в глазах вспыхнул страх. Тогда Даша снисходительно приняла блюдо и переложила на него золотую россыпь с колен. Досада, что не нашли диадему, на время забылась.
– Заберу сервиз в Америку, – медовым голосом пропела она.
– Конечно! – поддакнула Римма Семеновна. – Такая красота!
Освободив днище, я вставил в щель стамеску, которую отыскал в инструменте, поднажал и высвободил из пазов дощечку, другая выпала сама. Просунул руку в темный зев и пошарил.
– Ну что? – не выдержала Римма Семеновна.
– Не томите, – подхватила Даша, тут же стыдливо засмеялась.
Я вылез, ударившись головой о крышку, сверху загремел хрусталь и фарфоровые чашки. Рука в паутине была пуста. Даша откинулась на спинку дивана и чуть не заплакала.
Загружать сервиз и провизию обратно оказалось сложнее, чем выставлять, помимо прочего, действие не вело к результату. Провозился минут пятнадцать.
Стеклянная часть горки просматривалось со всех сторон, серебро могло находиться только выше, в верхней крышке за резным карнизом. Стоя на стремянке, смахнул пыль и той же стамеской отодрал дощечку, вторую, третью. В нише, завернутые в мешковину и перевязанные бечевой, лежали пять продолговатых свертков. Один за другим передал их Римме Семеновне. Та, как грудничков, приняла свертки и выложила рядком на столе. Даша наблюдала за нами, не вставая с дивана. В первом оказались столовые ложки и вилки классической формы. На черенке каждой красовалась монограмма из букв О, В и Ф, на оборотной стороне стояло клеймо торгового дома «МОРОЗОВЪ», герб Российской империи и инициалы пробирного мастера «ЯЛ», в овале – цифра «84» и именник мастера «АН». В других свертках лежали подобные предметы этого и других мастеров. Столовое серебро находились в идеальном состоянии.
Все места схронов и ценности, указанные на плане, были обнаружены, оставались марки. Десять или двенадцать альбомов свободно стояли на стеллаже в темной комнате. В советское время собиранием марок увлекались многие. В перестроечную волну эмиграции их пробовали вывозить на Запад в надежде продать и разбогатеть, но там они оказались невостребованными. Данная коллекция относилась к их числу, и Даша это понимала.
Мы еще раз посмотрели план, Даша самостоятельно вычеркнула из него названия найденных предметов. «Карта капитана Флинта» стала обычной бумажкой.
– А как же диадема? Потом, я знаю, у тети имелась коллекция серебряных подстаканников – большинство от отца, затем ее муж собирал, где она? – Даша вопросительно смотрела на меня, словно я знаю ответ.
– Поищите, Геннадий Федорович, Даша не может, вы же видите, – поддержала сестру Римма Семеновна.
Меня удивляло, что диадемы, а теперь еще и коллекции подстаканников нет на плане. Отметить марки и забыть диадему, которая одна могла стоить больше того, что лежало теперь на блюде, тетя вряд ли могла.
Семья Даши эмигрировала в США в середине восьмидесятых. Двадцать шесть лет, что они отсутствовали, вместили в себя закат развитого социализма, пустые прилавки и талоны на продовольствие, развал СССР и шоковую терапию, шестизначную инфляцию, «черные вторники» и «понедельники». Муж тети, по словам Даши, занимался бизнесом, наверняка ему требовался первичный капитал на открытие и ведение дела. Удачным был бизнес или нет, она не знала. Потом он умер, могли остаться долги. За двадцать шесть лет произошло много чего, о чем Даша не ведала. Тетя могла распорядиться диадемой до поездки в Америку и составления «карты», возможно, хранила ее вне дома, в банковской ячейке, например. Так или иначе, предложение сестер «поискать» соответствовало моему желанию. Я обошел темную комнату, гостиную и альков. Диадемы не нашел, но обнаружил два серебряных подстаканника. Один дореволюционный, в эмалях, другой советский с парашютистом и улетающим вдаль самолетом. Находки подтверждали: коллекция могла
