Придя в себя, Даша предложила приобрести что-нибудь, она нуждалась в рублях. Золотые украшения и столовое серебро продавать отказалась.
– Цен не знаю, похожу, приценюсь, поговорю с мужем. Выберите что-нибудь из стекла или фарфора.
Еще разгружая горку, обратил внимание на модерновую вазу из цветного стекла с растительным рисунком и ампирную конфетницу на бронзовом постаменте с львиными лапами. За тот и другой предмет предложил правильные деньги.
– Ну что вы! Вазу не отдам, она мне самой нравится. – Даша отставила ее в сторону, не дав рассмотреть. Хотела убрать конфетницу, но засомневалась. Римма Семеновна зашипела, как гусь:
– Отдай, Дашка! Какие деньги Геннадий Федорович предлагает! На черта она тебе?
Судьба и того и другого предмета мне известна: ампирная конфетница на бронзовом постаменте украшала магазин недолго. В марте двенадцатого года всемирно известный тенор Владимир Галузин приобрел ее, как мне показалось, для подарка Ларисе Дядьковой, солистке Мариинского театра. Модерновую вазу Даша упакует в шерстяную кофту, обмотает пододеяльником, уложит вместе с другой посудой в полиэтиленовый пакет и сдаст в багаж. В аэропорту Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, куда прилетит, она подхватит с ленты транспортера пакет с тысячью мелких осколков. Сомневаюсь, что эта была работа Эмиля Галле, скорее продукт индустриального периода фабрики уже после смерти французского дизайнера. Но что не изделие румынских последователей – несомненно.
От «Жертвоприношения Авраама» и «Отдыха на пути в Египет» я отказался: стоимость картин представлял смутно, покупателей на подобный товар у меня не было, а загроможденное помещение магазина для экспозиции полотен подобного размера не годилось. Но главное, что удерживало от покупки – нежелание замораживать в них наличность. Бытовая мелочь, золотые украшения и столовое серебро выглядели предпочтительнее, обещали скорый и солидный барыш. Даша попросила найти покупателя на картины, и я предложил устроить аукцион.
– У меня имеется пять-шесть знакомых антикваров, специалистов по живописи. Пригласим поочередно, выслушаем предложения, выберем лучшее и продадим. Ни в коем случае не отдавайте первому! За первым будет второй, за вторым третий. Продадим тому, кто предложит больше.
Первым в квартиру на канале Грибоедова пригласил компаньонов: Николая Сергеевича Сафронова и Вову-доктора. Николай Сергеевич – художник-реставратор, выпускник Мухинского училища. Вова-доктор моложе лет на двадцать, высокий, худой, с копной черных волос. Приставку «доктор» Вова носил заслуженно, в свое время окончил медицинский институт и некоторое время работал урологом в районной поликлинике. Со стороны пара смотрелась необычно: коренастый, на кавалеристских ногах Николай Сергеевич, одетый, как живописец с Монмартра, с шарфом вокруг шеи и беретом на голове, и долговязый Вова-доктор в костюме от «Armani», в лаковых туфлях, – но в бизнесе они удачно дополняли друг друга. Николай Сергеевич отвечал за художественную часть, Вова-доктор – за финансовую.
Николай Сергеевич начал с недостатков:
– А, копиюшки, – разочарованно произнес он, хотя прекрасно знал, куда идет и что будет смотреть. – Я думал, что-нибудь стоящее. Подписюшка есть? – Он извлек из кармана лупу, как монокль, приблизил к глазу и принялся рассматривать «Жертвоприношение Авраама».
– Подписюшки нет. Плохо! Холст провис. Плохо! Здесь что? Згрибливание? Ну да, перенасытили грунт маслом. Плохо! Кракелюр жесткий, красочный слой отслаивается. Не знаю, Вова, в таком состоянии ее не продать, тут реставрация требуется: надо пластифицировать холст, подвести кромки. А это что? Прорывы? Придется заделывать. Работы не на один месяц. Во сколько обойдется, не отвечу, знаю, что дорого, а сколько… формат больно большой.
Отступив от картины, подытожил:
– Тяжелое состояние, да и уровень живописи так себе, посмотри, Вова, как ступня написана. Разве это пальцы? Ужас, а не пальцы! Передний план надо переписать.
Даша слушала, вымученно улыбаясь, словно принимала на себя вину за згрибливание краски, жесткий кракелюр и небрежно написанные пальцы.
Аналогичному разбору Николай Сергеевич подверг «Отдых на пути в Египет». Красочный слой на картине не отслаивался, персонажи написаны грамотно, прорывов в холсте не нашлось. Здесь Николай Сергеевич не обнаружил подрамника.
– Варвары! – возмущался он. – Прибили холст к раме! В любой момент может выпасть и переломиться – прощай картина! Замучаешься восстанавливать!
Даша пробовала оправдываться:
– В блокаду их хранили в подвале в свернутом виде, деревяшки, наверное, сожгли.
– Надо было новые заказать! Люди, судя по обстановке, не бедные, – не унимался он. – Вешать картину без подрамника – преступление! Ужас какой-то! Я бы, Вова, воздержался от покупки, намучаемся мы с ними…
Николай Сергеевич отошел, на этом «художественная часть» закончилась, на сцену на подламывающихся ногах вышел Вова-доктор, его нос нервно подрагивал. Вова говорил рублеными фразами, жестко, словно отчитывал Дашу. Смысл сводился к тому, что картины полная дрянь, в таком виде никому не нужны, но он альтруист и готов их приобрести, чтобы спасти от разрушения. Особенно Вова-доктор упирал на то, что больше него никто в городе за этот хлам не заплатит. «Жертвоприношение Авраама» и «Отдых на пути в Египет» он оценил в пять тысяч долларов каждую, полторы тысячи предложил за копию картины Маковского «Свекор», она висела в темной комнате над буфетом, и тысячу за «Стадо коров на пастбище». Женский портрет Даша обещала кому-то из родственников, и он не продавался. Не дожидаясь ответа, Вова-доктор извлек из кармана пиджака пачку стодолларовых купюр, перетянутых резинкой, и принялся отсчитывать нужную сумму.
Мы договорились с Дашей, что в тот момент, когда объявят цену, она должна ответить: «Хорошо, я подумаю», но вместо этого она тихо произнесла: «Я согласна». Слаженный прессинг умудренных антикваров сработал. Мне казалось, я прожгу ее взглядом, но она, румяная от удовольствия, пересчитывала зеленые бумажки, не обращая на меня внимания.
Эта была ее единственная ошибка – не в свою пользу, больше ошибок она не допускала.
Из квартиры Даши мы выходили вместе, спускаясь по лестнице, Вова-доктор из той же пачки отсчитал две с половиной тысячи и со словами: «Не расстраивайся! Нормально купили», – вручил мне за посредничество.
Вывозили покупку в тот же день. Первой вынесли «Жертвоприношение Авраама», золоченая рама блеснула на солнце и исчезла в фургоне автомобиля. «Отдых на пути в Египет» ни вертикально, ни горизонтально в фургон не вмещался, его можно было втиснуть только по диагонали, но мешали ящики в кузове и погруженная картина. Тогда, недолго думая, прислонили Святое семейство
