КИКИМОРА
Так случилось, что детство Александры совпало с выходом книг о Гарри Поттере. Первая – «Гарри Поттер и философский камень» – появилась в России в две тысячи втором году, восьмилетняя дочь умела читать, но справиться самостоятельно с толстой книгой силенок не хватало, жена читала ей перед сном. Последняя – «Гарри Поттер и дары смерти» – в две тысячи седьмом. Стремление первой узнать о приключениях юных волшебников было столь велико, что, скачав текст из Интернета, она пробовала читать на языке оригинала. Я не отставал, старался жить ее интересами, ожидал выхода каждой книги, читал следом, свободно ориентировался в волшебном мире.
Кикимер – домовой эльф семейства Блэков – относится к третьестепенным персонажам саги. Он достался Поттеру в наследство от Сириуса Блэка – последнего представителя рода, погибшего в схватке с темными силами. Прежде эльф принадлежал матери Сириуса, которую обожал, а сына ненавидел. Свое непочтение и неприязнь Кикимер перенес и на Гарри.
С некоторых пор я тоже завел в магазине эльфа, и не было ничего удивительного, когда после выхода книги «Гарри Поттер и орден Феникса», где впервые появляется непочтительный эльф, назвал этим именем своего; добиться от него признательности и уважения было невозможно, он постоянно ворчал, выказывая недовольство по любому поводу. Но поскольку никто из «крутящихся» и сотрудников магазина романов Джоан Роулинг не читал, мое обращение «Кикимер» восприняли как «Кикимора», а поскольку эльф являлся особой женского пола, оно и прилипло.
Летние каникулы Оксана и Александра проводили, как правило, на даче в подмосковном поселке «Радуга» за Бронницами.
Лето две тысячи четвертого мало чем отличалось от предыдущего. В конце августа я выехал на автомобиле в Москву и, погостив неделю в «Радуге», с семьей вернулся обратно. На следующий по возвращении день пригласил их в «Штолле» – кафе, открывшееся на улице Декабристов и удивившее качеством пирогов, но прежде заглянул в магазин. Несмотря на рабочее время, дверь оказалась закрыта. Недоумевая, что могло произойти, воспользовался своим ключом.
Я всегда требую от продавцов: «Продали предмет, расставьте товар шире, чтобы не было прогалин. Полупустые полки смотрятся ущербно». Первое, что бросилось в глаза, – опустошенные стеллажи. «Оптовая закупка?» – шевельнулась мысль. Такое бывало, незадолго до этого краеведческий музей сибирского городка скупил полмагазина, заставил заниматься упаковкой и отправлением. Мы тогда не закрылись, но обслуживание населения прекратили. «Или?»
Ответ лежал на полу соседнего зала, его устилали осколки битого стекла и фарфора, кое-где в стеклянно-фарфоровом крошеве темнели раздавленные колечки и сережки. Витрины с наручными часами и ювелирными украшениями были пусты, денежный ящик кассового аппарата вскрыт, металлическая решетка на окне отогнута, окно заколочено фанерой и досками. Стало зябко и неуютно, возникло ощущение, что я не у себя, в выпестованном годами магазине, а в сюрреалистичном мире, где все иллюзия и мираж.
Ни к чему не прикасаясь, словно предметы вокруг осквернены и загажены, прошел в кабинет. Компьютер на месте – в то время он часто становился целью ограбления, рабочий стол завален папками с документами, обычно хранившимися в сейфе. Не отдавая себе отчета, почему они здесь, оглядел комнату: вроде бы ничего не пропало. Притихшая Оксана, точно опасаясь грабителей, притаившихся за прилавком или дверью туалета, жалась ко мне. Александра, скрипя осколками, следовала за ней, ежеминутно интересуясь: «Когда пойдем есть пироги?».
Подробности погрома узнал от Светланы Дунаевой, ее первой пригласили на место преступления.
Ночью накануне моего возвращения трое подростков, двое – воспитанники детского дома на улице Писарева, третий – местный шалопай, со стороны двора разбили окно, отогнули металлическую решетку и проникли в помещение. Сколько они там пробыли, неизвестно. Известно, что, когда тем же путем выбирались наружу, их поджидали сотрудники милиции, скрутили и доставили в отделение.
Зная, что я в Москве и мне предстоит долгая дорога за рулем, Светлана меня беспокоить не стала, обратились к Владимиру Федоровичу. Тот распорядился купить фанеры, досок, заколотить окно и организовать ночное дежурство. В ночь, когда я вернулся, дежурил Дмитрий Зайцев, днем он отдыхал; Светлану вызвал следователь. По ценникам, оставшимся на витринах, она составила список похищенного, ущерб превысил триста тысяч рублей. Фактически он оказался несколько больше, вскрываясь по мере появления комитентов с договорами. Для магазина с доходом семьдесят тысяч рублей в месяц, где каждая копейка заранее подсчитана и распределена, трехсоттысячный урон – что долговая яма без дна. В отчаяние не впал, направив на пополнение бюджета личные сбережения и прибыль магазина, заморозив заработную плату. Несмотря на инфляцию, Татьяна Вихристюк, Светлана Дунаева и Дмитрий Зайцев отнеслись к этому с пониманием.
Вот тогда-то, предупреждая повторение подобных катаклизмов, я решил завести в магазине сторожа, присмотрев на эту роль женщину-бомжа. Дедовский способ, допотопный, но надежный.
Сказать по виду, что она бомж, было невозможно. Чистая и опрятная, в джинсах и облегающей кофте, со спины она походила на девочку-подростка. Но стоило ей обернуться, и ты видел увядающее лицо и настороженный взгляд раскосых глаз. Рот и подбородок она прикрывала носовым платком, который не выпускала из рук. Из-за парика, напоминающего по форме прическу Элизабет Тейлор в фильме о египетской царице, ее прозвали Клеопатра. Она же называла себя Ася, Ася Клемент.
На улице Декабристов она появилась в две тысячи втором. «Щука» – рюмочная в полуподвале соседнего дома – служила ей штаб-квартирой, здесь она проводила дневные часы, отлучаясь ненадолго для обхода близлежащих помоек. Жила тем, что находила. Раздаривая куртки и брюки завсегдатаям «Щуки», считала себя вправе клянчить у них деньги. Алкоголь не употребляла, ела, как воробей, курила много. С чашкой кофе или чая коротала часы в рюмочной за разговорами. Мнение собеседника ее не интересовало, торопилась высказать свое, говорила много и безапелляционно, злилась, когда перечили. Ближе к ночи начинала сторониться мужчин, ночевать просилась к женщинам. За ночлег рассчитывалась, и поначалу ее пускали. Дорвавшись до коммунальных благ, стирала с себя белье и мылась. Покончив с делами, пила чай и донимала хозяйку беседой. Сон ее не брал, до утра могла разговаривать сама с собой, забываясь на несколько минут. Долго такого соседства никто не выдерживал, не прельщала и сторублевка, какую платила за постой, ей стали отказывать. Тогда отправлялась в подъезд ближайшего дома, где еще не установили кодового замка, укладывалась на лестничной площадке или в подвале, где тепло.
Я познакомился с ней тогда же, она заскочила ко мне и сунула фарфоровую фигурку Спасителя с отбитой головой, попросив, сколько не жалко. Я привечал подобных старателей, оплачивал их пустяковые находки: на десяток безделушек одиннадцатая могла оказаться достойной и покрыть предыдущие затраты.
Походы на помойки она называла «хождением по кругу». Большой круг – улица Декабристов,
