Пусть медленно, но верно, Отто и Изабелла двигались по намеченному пути. Отто страдал, так как за рулем в Германии нельзя пить — это вам не Россия. Поэтому приходилось терпеть, бегать в кусты и только поздно вечером, свернув на какую-нибудь проселочную дорогу и расположившись на ночлег прямо в машине, что делалось даже не ради экономии, а и с точки гигиены, Отто мог позволить себе выпить рюмочку-другую этого русского эликсира от всех болезней, после чего устало засыпал.
Генрих Бауман в целях конспирации, решил не ехать с водителем на одном из своих бесчисленных автомобилей. Он даже не стал брать Клауса — староват. Он решил добираться до Баден-Бадена… пешком. Точнее автостопом! Это было оригинальное, но правильное решение, так как давало возможность выйти из машины в любое время и в любом месте. А это было необходимо.
Он шел, время от времени отхлебывая из фляжки заветное лекарство. Впервые в своей жизни он не пил пива! Впервые он столько времени был на свежем воздухе и занимался активной ходьбой. Он сразу стал худеть. Его брюхо катастрофически таяло, пропала одышка, появился загар и здоровая розоватость щек. Нет, конечно, в первые дни ему было очень тяжело, он останавливался через каждые сто метров — его донимала одышка и сердцебиение. Он неоднократно уже хотел прекратить это издевательство над своим организмом, позвонить Клаусу, вызвать машину и, главное, заказать ящик-другой пива «Бауман». Реклама пива мерещилась перед усталым путником, как мираж. Но он был потомок немецких рыцарей и терпел. Он не останавливался на ночлег в отелях, избегал городов, он спал в поле, на открытом воздухе, завернувшись в тонкое, но очень теплое одеяло, присланное когда-то, очень давно, Клаусу его поклонницей из Австралии. Генрих разводил небольшой костер, жарил пару сосисок, запивал несколькими глотками русского лекарства и засыпал сном младенца.
И все было хорошо и все было прекрасно, но за пару сотен километров до финиша он как-то неудачно спрыгнул с камня и подвернул ногу и сейчас уныло и грустно сидел у обочины дороги в своей пыльной тирольской одежде и шляпе с пером. Хорошо, что эти кожаные короткие штаны имели лямки — иначе Генриху пришлось бы их придерживать руками, чтобы они не свалились при ходьбе — так сильно он похудел. Он даже не сигналил проезжающим машинам — так он был расстроен…
Отто и Изабелла тоже приближались к концу намеченного пути. Они молили бога, только об одном — чтобы их пластмассовый конь не сдох раньше времени и довез до конечной точки их трудного пути. Машина уже не раз останавливалась, чтобы умереть, но после отдыха, вновь заводилась и продолжала идти.
— Смотри, — сказала Изабелла, показывая рукой в треснутое во многих местах ветровое стекло, — какой грустный мужчина сидит у дороги и в такой странной одежде. Наверное, это пастух?
— Нет, дорогая, это знаменитая баварская национальная одежда. Очень, кстати дорогая. Интересно, чего здесь делает баварец? — сказал Отто.
— Может, ему плохо? Может, ему нужна помощь? Давай остановимся? — спрашивала, как пулемет Изабелла.
— Мы же договорились не брать попутчиков. Да, и если я остановлюсь, мы можем дальше и не поехать. Нельзя, моя старушка и так идет из последних сил, я нажимаю на педаль газа и скоро продавлю пол, а она кое-как ползет.
— Как тебе не стыдно, Отто! Сколько людей готовы были нам помочь, когда нам было тяжело? Это не по-товарищески. Вспомни своего великого национального писателя — Ремарка!
При упоминании о Ремарке у Отто навернулись слезы: он вспомнил трех товарищей и девушку Пат. Отто остановил машину.
Генрих не ожидал такого поступка от этой, еле двигающейся, колымаги — неизвестной ему марки машины. К нему подошел мужчина средних лет, худенький, но с каким-то бледным лицом.
— Вам помочь? У вас проблемы? — сказал он. Это был Отто.
— Да. Есть ли у вас аптечка? Я подвернул ногу.
— Конечно, есть. Правда, она старая, еще с социалистических времен, и Отто крикнул Изабелле: — Изабелла, дорогая, там есть небольшая клеенчатая сумка с красным крестом. Принеси ее сюда.
Изабелла, мужественная, как все испанские женщины, быстро нашла аптечку, прибежала, потребовала от Генриха показать ей ногу, пощупала кости, отчего Генрих заскрипел зубами, а Отто стало плохо, и сказала:
— Перелома нет. Надо наложить тугую повязку.
После чего порылась в аптечке, в которой много чего было, но давно просроченного, вроде пирамидона и активированного угля, но были вечные — йод и бинты. Изабелла, как заправская медсестра наложила повязку на ногу Генриху. Тому сразу стало легче.
— Ваша девушка врач? — спросил Генрих у Отто.
— Каждая испанка, со времен гражданской войны — медик! — гордо ответила Изабелла. — Вам надо в больницу. Давайте мы вас довезем? И не возражайте. Испанцы никогда не бросают своих товарищей на поле боя. Хотя ваши предки были на стороне Франко и стреляли в моего деда, но вы раненый, а это меняет все дело. Отто помоги раненому дойти до машины.
— Что вы, что вы! Вы так много для меня сделали. Я вызову машину, — сказал Генрих.
— Не люблю, когда мужчины спорят с женщинами и особенно им возражают. Что у вас за такая странная страна? Отто, помоги!
Отто и Изабелла помогли Генриху сесть в машину.
— Куда вы направлялись? — спросил Отто.
— Я шел в Баден, — ответил Генрих.
— Пешком? — удивился Отто.
— Да, пешком.
— Здорово! — сказала Изабелла. — Мы тоже направляемся в Баден, так что нам по пути. Мы вас довезем.
— Премного вам благодарен, — растрогался Генрих.
Отто попробовал завести машину. Видимо, карбюратор не хватал бензин или свечи совсем сдохли, но машина не заводилась.
— Что я говорил, — сказал огорченно Отто.
— Что ты хнычешь? — сказала Изабелла. Вышла из машины и, напрягшись, стала толкать машину. Столкнула — машина завелась!
— Боже, вот это женщина! — воскликнул Генрих.
Автомобиль работал как часы. Серая полоса автобана убегала назад. Скорость была приличной — тридцать
