— Очень хорошо! (И тоже не удержался.)
«Интересно, — подумал Володя, — о какой жене он говорил, если всем известно, что он разведен? И что это за странные звуки были в трубке? Такие знакомые… где-то я их уже слышал. Только где?..»
Володина жена, испугавшись, быстро увезла детей в другой дом, чтобы мало ли чего… не заразились, и вернулась домой к мужу. Смелая русская женщина!
— Володя, — сказала она через дверь туалета, — чем я могу тебе помочь? Может, вызвать нашего семейного врача?
— Ни в коем случае! — раздался в ответ напряженный голос мужа. — Ни в коем случае! Завтра же все газеты будут знать о моей болезни.
— А как же клятва Гиппократа?
— Гиппократ давно помер. А в клятве российских врачей, наверное, ничего не сказано о тайне, потому то, медицинская тайна становится явью, раньше, чем она стала тайной. Сделай вот что: позвони своей маме в деревню, пусть она найдет настоянный на спирту корень калгана. И, как только сообщит, что она его нашла, сразу, пулей лети, поезжай сама, слышишь — сама и привези его срочно сюда. Я может, еще сутки продержусь, а там все…
— Володя, — завыла жена, — может, все-таки, в больницу?
— Дура! Какая больница. Хочешь, чтобы моя ж… красовалась на обложках заграничных газет и журналов, обложенная, как цветами долларами? Иди быстро — звони теще, она-то, точно, поумней тебя будет. Сразу поймет, что случилось. Грибочки-то ее! — и Володя издал неприличный звук…
Теща долго переспрашивала, что случилась — никак не могла понять сквозь слезы и вой, чего же от нее хочет дочь, а когда все-таки до нее дошло, что любимый зять обвиняет ее в своем отравлении присланными ею грибами, засмеялась, сказав, что такого сроду не было, но средство от всех болезней у нее есть дома — деда лечит и тому такое лечение очень даже нравится.
— Приезжай, дочка! — крикнула она в трубку. — Корень у меня настоян на первоклассном самогоне. Дед его сам гонит, а он, как-никак трактористом всю жизнь проработал — толк в этом деле знает!
Володина жена впрыгнула в крутой внедорожник, производства Ульяновского автомобильного завода, именуемый в народе красивым, емким словом Козел и рванула к матери в деревню. Деревня была далеко — в тридцати верстах от Московской кольцевой дороги, и понятно, что до нее добраться можно было только на такой могучей русской машине, которая, как танк, грязи не боялась!..
К вечеру, по приезду жены, Володя, исхудавший, болезненный, вышел из туалета и увидел в столовой на столе старинный штоф с длинным горлышком заткнутым свернутой тряпочкой и стеклянной печатью на пузатом брюхе в виде царского орла. Такие при царе-батюшке назывались «четверть». В посудине плескалась темно-коричневая жидкость. То был калган, настоянный на первоклассном, выгнанном из картошки, самогоне.
Володина жена, увидев мужа, который был похож на вытащенного из воды утопленника, взвыла в голос.
— Цыц! — крикнул Володя. — Налей, а то у меня руки трясутся. И дай что-нибудь закусить. Простенького — черного хлеба с жареной картошкой.
Володя выпил налитую рюмку, скривился, задышал часто открытым ртом. Потом выдохнул и сказал:
— Кажется, дошла!
Глаза его намокли от подступивших слез. Вторую он налил сам.
— Володя, — переворачивая на сковороде картошку, сказала жена, — а что дальше? Надо же как-то лечиться? Ну не хочешь дома, поезжай за границу. Там хорошие клиники и хорошие врачи.
— Какие клиники, какие заграничные врачи? Все всё завтра же будут знать. Это же Россия!
— Ну, поезжай куда-нибудь инкогнито, поселись в каком-нибудь маленьком отеле и лечись у докторов, который тебя не знают.
— А это мысль! Правильно! Молодец! — Володя налил третью рюмку. — Только куда?
— Может в Баден-Баден, помнишь, когда-то, на первые твои деньги, мы ездили туда, еще останавливались в центре города, в маленьком отеле. Там-то тебя, точно, никто не узнает, и никто не будет искать.
— Дело говоришь, — Володя хлопнул рюмочку. Его развезло.
— Ты картошку-то ешь-ешь, закусывай, — просила жена. — Вот и огурчики соленые, мамины. А ты все теща плохая?
— Когда я такое говорил? У меня золотая теща.
— Тогда я ей так и передам?
— Передай, но грибов пусть не посылает… пока. Впрочем, раз лекарство у нее есть, то вместе с лекарством пусть и посылает, — Володя хотел, что-то пропеть.
— Так что — адрес-то искать? — спросила жена. Она уже улыбалась. Радовалась — муж живой!
— Ищи! И заказывай! Надо только под другой фамилией селиться. А можно и под своей, — кто там меня узнает? Не Кремль, — бормотал пьяный Володя.
Володя потянулся рукой к бутылке, но промахнулся, хватал-хватал, но ухватить ее не смог, и, уронив голову в тарелку с картошкой, сразу захрапел.
Жена, с трудом, дотащила обмякшее тело любимого мужа к дивану и уложила. Заботливо подложила под голову подушку и накрыла пледом. И пошла, искать телефон. Миллиардер Владимир Танин спал и ничего ему не снилось!..
Генрих Бауман сидел на унитазе, живот его обвис, а болезнь не унималась. «Что же делать? — со страхом думал Генрих. — Надо звонить своему врачу. И что? — он же сразу упечет меня в клинику и уже завтра, о моей болезни расскажут по телевидению и мое фото, а быстрее всего фото моей ж… появится на первых страницах газет. И кто мое пиво после этого будет пить? Бог мой!.. Что же делать?.. Надо мне найти то лекарство. Калган! Кто же мне сможет его достать? Только моя бабуля!»
Генрих даже подскочил на унитазе, но потом понял, что это преждевременно, и, сев обратно, стал звонить своей бабушке, которая жила в маленьком, больше похожем на маленькую деревеньку, городке в предгорьях баварских Альп.
— Алло! Бабушка! — крикнул Генрих, когда раздался родной бабкин голос. — Как хорошо, что я тебя застал. Скажи, дорогая бабуля, ты знаешь такое лекарство — калган, настоянный на водке?
— Внучек, не водке, а на нашем, самом лучшем, баварском, домашнем шнапсе. Я тебя поняла — у тебя плохо с животом. Вот и твой дед до самой смерти лечился только им. И очень даже это лекарство уважал. Не меньше чем наше бауманское пиво. Он мог даже пить их вместе, запивая шнапс нашим пивом. Или наоборот. Этому его научили русские во время войны. Русские, скажу тебе честно, знают толк в выпивке. Кстати, и рецепт этой настойки деду подарили тоже русские. Они бывали во время войны в нашем доме. Очень даже интересные мужчины, особенно один… сейчас-то чего скрывать — я была в него
