осознавалась народом. Отсюда был запрет предавать земле так называемых заложных покойников, то есть кандидатов в упыри. Современные фольклористы довольно наивно трактуют этот обычай боязнью осквернить землю. Дело же, судя по всему, совершенно в другом, а именно в боязни дать упырю возможность прямого сообщения с физическим миром. Если такой покойник все же оказывался в могиле, то ему, в целях предосторожности, либо травмировали конечности, либо вбивали в тело осиновый кол1.

И все же роман Стокера строится не на народных поверьях об упырях. Как мы отметили, вампиризм Дракулы - только один из его атрибутов. И с ним все не так-то просто. Ведь и в воображении народа образ упыря сформировался на какой-то особой основе. Было бы наивно воспринимать его совершенно буквально. Попытаемся выяснить, что скрывается за этим образом.

Колдовские метаморфозы

Народ издавна тесно ассоциировал упырей с колдунами. Во всяком случае, по народным поверьям, упырем, как правило, становится умерший колдун. Происходит это потому, что колдуны при жизни вступают в связь с нечистой силой - со всеми вытекающими отсюда последствиями, когда их (колдунов) после смерти уже не принимает ни Бог, ни земля.

Ясно, что такое негативное представление о колдунах возникло под влиянием христианства. По большому счету, колдуны - уцелевшие остатки предшествующей религиозной традиции, возможно - потомки некогда могущественных жрецов, великих магов и чародеев, общавшихся с потусторонним миром, делавших предсказания и управлявших погодой. И лишь после утраты своего влияния - вследствие победного утверждения другого культа - они перешли на положение изгоев или одиноких мрачных аутсайдеров. Такое «обмельчание» представителей старой традиции весьма характерно для всех культур. То же касается и зловещих черт. Представители прежнего культа в народном сознании не могут выглядеть иначе, нежели в облике злодеев.

С другой стороны, - что также весьма характерно - вырождение любой сакральной традиции приводит к появлению весьма сомнительных и зловредных форм, на что в свое время указывал французский философ-традиционалист Рене Генон. Из этого следует, что могущественные жрецы и прорицатели со временем сами становятся выразителями довольно негативных тенденций. И после утверждения нового культа они уходят на периферию, в «оппозицию», зарекомендовав себя не самым лучшим образом. Иначе говоря, на искажение облика выразителей первоначальной религиозной традиции влияют как чисто субъективные, так и объективные факторы. Здесь мы не намерены выяснять соотношение того и другого. Важно только учесть, что страшные колдуны из народных преданий изначально не были такими, как их рисует фольклор. Однако наличие страха перед ними является не столько результатом идеологической обработки народного сознания, сколько сакральными характеристиками самих колдунов, а точнее - их реальных предшественников.

Связь колдуна с нечистой силой, с чертями в воображении народа приняла весьма карикатурные, откровенно гротескные черты. Это явилось результатом утраты подлинного, изначального понимания сути данной связи. Сама нечистая сила рисуется так же примитивно и карикатурно, что, конечно же, не обошлось без идеологического вмешательства христианства. Естественно, что в дохристианскую эпоху было иное понимание таких вещей, что можно проследить на примере нехристианских, прежде всего архаических, культур.

Так, посвящение шамана тесно связано с общением с духами. В принципе, любая инициация, а тем более инициация жрецов и колдунов, непременно включала в себя общение с потусторонними силами, которым фольклор христианских народов впоследствии придал отвратительные и карикатурные черты. Духи, инициирующие шаманов, в народном сознании вполне могли превратиться в зловредную нечисть, терзающую самого колдуна. Духи действительно изрядно истязают каждого будущего шамана, без чего совершенно невозможно рождение новой личности. В рамках же сакральной традиции такое действие потусторонних сил воспринимается исключительно как благо. В традиционном обществе любое значительное повышение статуса непременно связано с прохождением подобных страданий. Как писал по этому поводу Мирча Элиаде: «... для каждого традиционного общества страдание имеет ритуальное значение, так как считается, что пытка осуществляется сверхчеловеческими существами и ее целью является перерождение жертвы. Сама по себе пытка - это выражение инициирующей смерти». И далее он отмечает следующее: «Идентификация сил зла с христианскими дьяволами лишила их всех положительных функций в организации спасения. Но до христианства демоны, кроме всего прочего, были еще и мастерами инициации. Они хватали неофитов, мучили их, подвергали большому числу испытаний и, в конце концов, убивали, чтобы они могли родиться снова, возрожденные как телом, так и душой»2.

Инициация колдуна или шамана предполагает выработку у них тех же природных качеств, что и у демонических инициаторов. Согласно древним представлениям, демоны обладают тайными знаниями, способны предсказывать будущее и влиять на погоду. Эти способности они передают и своим неофитам. Поэтому колдун вполне может ассоциироваться с самим демоном. Он в определенной мере обладает теми же способностями, являясь, своего рода, демоном во плоти. Колдун, порвавший связь с профаническим миром, подобно демону выходит за рамки привычных мирских норм, относясь уже к миру сакрального, потустороннего. И в этом качестве он сам может выступать в роли мастера инициации, посвящая новичков в тайны своего ремесла. Именно с этими обстоятельствами, судя по всему, вызвана ассоциация колдуна с упырем.

Фольклорный образ упыря, в данном случае, также необходимо понимать символически. Упырь не просто кровопивец. Это уже весьма позднее литературное допущение. Для народа упырь - это прежде всего мучитель, пришедший с того света. Пожалуй, здесь содержится намек на инициатическую функцию колдуна или демона. Образы же последних, как было сказано, могут вполне совпадать ввиду природной, качественной идентичности того и другого. Возможно, на этой основе возникло представление о «заразном» укусе вампира, после которого укушенный якобы сам становится вампиром. По сути дела пресловутый вампиризм является здесь намеком на демоническую инициацию. Сходство упыря с демоническим мастером инициации подтверждается и другим обстоятельством, а именно способностью упыря, по народным поверьям, оказывать влияние на погоду, в частности, вызывать дождь. Как мы знаем, в свое время это было прерогативой демонов и колдунов.

Теперь вернемся к образу графа Дракулы. Черты колдуна проступают в нем весьма отчетливо. Дракула также способен влиять на погоду, а кроме того, он способен менять свой облик, перевоплощаться в других существ. Последнее обстоятельство не менее характерно. Способность перевоплощаться в животных, а главное - понимать их язык, - еще одна важная черта колдуна. Дракула, как известно, наслаждается воем волков и имеет с ними таинственную связь, будто бы ему доступен их язык. В общем, демонически-колдовская сущность Дракулы не вызывает сомнений. И, пожалуй, именно с ней стоит связать его вампирические наклонности. Укусом он превращает своих жертв в себе подобных. Причем последние приобретают после этого особые качества, не присущие простым смертным. Мучительство Дракулой Люси - легкомысленной подруги Вильгельмины - представлено как самая настоящая инициация.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату