- Мне кажется, что они недовольны ещё тем, что мы в Интернете открыли свой блог. И «закачиваем» на мою страничку все альманахи. А люди из других городов и регионов читают наши статьи и делают выводы. В городе, в Интернете, можно прочитать только городскую газету «Горячий Ключ» и нас. Наш альманах, наши стихи. И представь, газета пишет: «В больнице хорошо кормят, больные не нуждаются в лекарствах…» А мы пишем: «В больнице плохо кормят, и все лекарства покупают родственники больных…» Как тебе это?
- Да, в этом есть то, что нервирует чиновников. Тут ты права. Всё равно отвечать мне как редактору. Так что, валите всё на меня, мол, Загорский требует писать правду. Какие мы к чёрту поэты, если…
- Вот об этом я тебе и хотела сказать. Как устроился? Как продвигается книга?
- Устроился хорошо. Номер мне нравится. Сегодня обошёл все места, где мы бывали с Камиллой. Знаешь, Татьяна, такое чувство, что она ходит рядом, или сейчас выбежит из-за скалы, или крикнет: «Эдгар, стол накрыт…»
- Понимаю.
- Вот сижу, смотрю на чистый лист и думаю: с чего начать? Никому этот номер телефона не давай. Утром я включу свой, если работа не пойдёт.Про экспертизу - забудь. Позвонишь тогда, когда тебе на руки выдадут заключение.
- Хорошо. Работай. Пора написать книгу. Третий год пошёл, Эдгар. Я понимаю, первый год для тебя был трудным. Второй год ты посвятил книге: наброски, диалоги, подготовка… Но теперь напиши и без книги не возвращайся.
- Слушаюсь! Она внутри меня. Стоит только начать.
- Вдохновение! Как порой трудно его дождаться! Отключаюсь.
- Привет мужу!
Эдгар сидел и думал о разговоре с Татьяной: «Всё им неймётся. Вернусь – тогда и разберёмся. Сейчас главное – книга!»
Он встал. Прошёлся по комнате. Принял душ. Посидел ещё немного за столом и лёг в постель.
* * *
УТРОМ СПУСТИЛСЯ в столовую. Позавтракал. Поднялся в номер. Просидев три часа за столом, он так и не начал писать. На листе были всё те же слова, написанные им вчера: «Камилла. Первая часть».
Эдгар ответил на несколько звонков. Сказал Юре, что устроился хорошо. Поинтересовался самочувствием матери Лидии Александровны. Юра сказал брату, что ему пришло ещё три письма от поклонников его творчества. И два письма от литературных объединений Ейска и Майкопа. «Все письма положите на мой письменный стол», - сказал Эдгар.
Днём он пошёл на пляж. Присмотрел себе место недалеко от пляжа, чтобы быть подальше от людей, где никто бы не мог нарушить ход его мыслей. Поплавал. Позагорал. Побродил вдоль берега, поднимая и разглядывая выброшенные прибоем на песок ракушки, водоросли.
После ужина поднялся в беседку. Посидел в ней, проводил закат и вернулся в номер. Переоделся и сел за стол. Сидел и смотрел на лист, на котором были всё те же слова: «Камилла. Первая часть».
* * *
ТАК ПРОШЛА НЕДЕЛЯ. Он всё так же ходил по пляжу, купался, загорал. Иногда, проходя мимо Светы, если она в этот день дежурила и оформляла новых, прибывших на отдых людей, или провожала тех, у кого закончился отпуск. На её вопрос: «Как книга, Эдгар Николаевич?» - здоровался с ней и пожимал плечами. «Ясно», - говорила Света.
Эдгар сам не понимал, что происходит. Ведь он с таким воодушевлением, желанием рвался сюда, чтобы написать книгу. Он стал уже думать:"Может, зря я приехал сюда. Лучше было бы писать книгу дома. А тут всё так напоминает о ней". О его любви, о его невесте, о его яркой звезде. Он каждый день покупал цветы и на закате дня разбрасывал их по склону, который принял прах его любимой, из которого, наверное, произрастали эти красивые цветы.
- Да, этих цветов вишнёвого цвета, любимого цвета Камиллы, на этом склоне раньше я не видел, - размышлял Эдгар у края склона. – Да и если бы они тут росли, то Камилла, уж точно, обратила бы на них внимание. Мистика – да и только, - удивился он.
* * *
ОТДЫХАЮЩИЕ ГОВОРИЛИ об Эдгаре разное. Кто – что. Одни – что он странный, другие – что он приехал один и никак не может найти себе подругу, хоть их здесь – одиноких, как он, и разных возрастов – достаточно. Третьи – что он, видимо, «сбежал» из дома, где ему до смерти надоела жена…
Так говорили о нём люди, и немало добавляли…
* * *
ТАК В ОДИН ИХ ЖАРКИХ дней он пошёл на своё место, на котором его уже привыкли видеть люди. Лёг в тень под зонтиком прямо на песок. Открыл книгу и стал читать Байрона, вернее о Байроне, ибо в книге были письма Байрона, воспоминания и отклики. Называлась она так: «Джордж Гордон Байрон. На перепутьях бытия…»
Эдгар читал письмо Байрона к леди Мельбурн, как вдруг услышал голос:
- Здравствуйте! Не возражаете, если я присяду рядом с Вами?
Эдгар снял очки, посмотрел на женщину и кивнул головой.
- Спасибо! Что читаете? Байрона? Вижу. Я тоже люблю произведения Байрона.
- Да, Байрона. Если точнее, письма Байрона и письма Байрону. Перевод с английского. Художественная публицистика. Знаете, читая письма поэтов, композиторов, писателей, всё представляется иначе, нежели когда о них пишут критики или снимают фильмы-версии режиссёры, называя свои выдумки автобиографическими шедеврами. Возьмите фильм «Амадей» Милоша Формана о Моцарте. И прочитайте книгу канадских исследователей его творчества. Сравните. И вы увидите, что от Моцарта там… Сам фильм - режиссёрская версия.
- Да, я тоже это заметила. В письмах всё по-настоящему. Читала письма Шопена, Некрасова, Вольтера. Мне нравится Байрон. Его «Корсар», «Лара», «Дон Жуан».
- Вы поэт? Пишите? Или критик?.. – поинтересовался Эдгар.
- Или…
- Значит, критик? А сами не пишите или не писали раньше? Знаете, как говорят творческие люди? Критики - это несостоявшиеся
